Все три украинских миллиардера — Ахметов, Пинчук и Коломойский — почти сверстники. Наиболее публичным из них является зять экс-президента. В последний год относительно доступным стал Ринат Ахметов. 42-летний Игорь Коломойский — наиболее закрытый персонаж высшей касты украинского бизнеса. Три месяца переговоров разной интенсивности предшествовали согласию, данному Игорем Валерьевичем на интервью «ЗН». Закончив интервью, мы крепко задумались… и попросили лидера группы «Приват» после вычитки материала отправить нам текст с подписью на каждой странице. Коломойский согласился без колебаний: «Каждое свое слово я могу подтвердить и документами, и свидетелями»…

Игорь Коломойский родился в Днепропетровске. По образованию инженер-металлург. Закончил Днепропетровский металлургический институт. Бизнесом занимается с 1985 года. Он является членом наблюдательных советов наиболее крупных предприятий группы «Приват»: «Москомприватбанк», НПК «Нефтехимикприкарпатье», «Укрнафта». Под контролем группы находятся металлургические и ферросплавные заводы, монопольные позиции на украинском рынке марганцевой руды. В активе пакеты пяти ГОКов. Группе принадлежат металлоферросплавное производство в России и Румынии. Суммарная стоимость предприятий группы, крупными пайщиками которой также являются Геннадий Боголюбов и Алексей Мартынов, по весьма приблизительным подсчетам оценивается в полтора миллиарда долларов.

«Жесткий бизнесмен, который пытается до мелочей отстоять свои интересы. Он склонен зачастую пересматривать правила игры во время самой игры. Поэтому следует с особым вниманием относиться к бизнесу с ним. Он непубличен, но властен и влиятелен». Таково мнение об Игоре Коломойском конкурентов. От себя добавим, что ни при прошлой, ни при новой власти Коломойский не признавал диктата и авторитетов.

Когда Виктор Пинчук злится, то переходит на тихий, подчеркнуто вежливый тон общения, от которого у собеседников мурашки по спине. Когда злится Ахметов, у него чернеют светло-серые глаза. Что делает Коломойский, когда злится? Теперь мы знаем — он соглашается на интервью…

— Игорь Валерьевич, для начала не могли бы вы рассказать нашим читателям, что такое «Группа «Приват». Все говорят: «Приват», «Приват», крупное ФПГ с интересами в массе сфер, с огромным капиталом». Какой собственностью владеет группа и в каких сферах лежат ее основные интересы?

— Я думаю, что «Группа «Приват» — это фантом, журналистский термин. Реальность — это Приватбанк, у которого есть акционеры. У каждого из крупных акционеров есть, помимо банковского, и другие бизнесы. Но все эти бизнесы не объединены между собой, не связаны экономической и корпоративной ответственностью. То, что журналисты называют группой «Приват», — не холдинг и не корпорация. Здесь нельзя проводить аналогии с «Интерпайпом», ИСД или СКМ.

— Чем лично вы владеете в Украине?

— У меня есть порядка 30 процентов акций в Приватбанке. Иной собственностью я владею через опосредованные неаффилированные компании. Часть из них является резидентами, часть — нет.

30 процентами акций Приватбанка владеет Геннадий Боголюбов. Среди собственников банка есть Алексей Мартынов, а также менеджмент Приватбанка.

В принципе, между акционерами «Привата» существует условное распределение курирования бизнес-программ. Мартынов приоритетно занимается ферросплавами, Боголюбов является президентом Приватбанка, это его основная нагрузка, хотя есть и много других. Я занимаюсь больше корпоративными вещами, нефтяным направлением, отчасти — металлургическим.

– Некоторые утверждают, что Сергей Тигипко покинул Приватбанк с приданым, которое превосходило объемы формально положенного. Так ли это?

– Нет, не так. Если бы Сергей Леонидович производил развод со структурой чуть позже, а не на стадии развития рынка, то он получил бы гораздо больше. Но что сделано – то сделано, и сегодня он отношения к «Привату» не имеет. В каких-то мелких объектах, где у нас есть маленький пакет, а у него побольше, мы сохранили взаимодействие. Но это не масштабные предприятия и о них даже не стоит говорить.

— До нас дошла информация, что в Италии на дне рождения дочери Игоря Суркиса случился спор между вами и фаворитами прошлой власти. Вы говорили, что при новой власти живется хорошо, а они утверждали, что плохо. Каковы были аргументы сторон?

— Это не было серьезной дискуссией и участвовал в ней не я, а мой товарищ. И он действительно возразил своим оппонентам, утверждавшим, что живется в Украине сейчас очень плохо: «Раньше мы не могли участвовать в конкурсе по «Криворожстали», а теперь можем». А ему сказали, что теперь люди по тюрьмам сидят, на что он заметил: «Из тюрьмы есть выход, а из леса с отрубленной головой не выйдешь»…

— Как вы оцениваете экономическую ситуацию в стране и ее перспективы?

— По цифрам все выглядит красиво. Но уровень жизни населения весьма невысок, и это меня беспокоит. Хотя причины того же роста цен в подавляющем большинстве не внутренние, а внешние: дороже становятся энергоносители, внешняя конъюнктура рынка неблагоприятна для металлургической продукции, от чего бюджет серьезно недополучает. Хотя есть признаки того, что падение цен на металл связано с сезонностью и является временным.

— Как чувствуют себя в Украине миллионы, мы примерно знаем. А как себя чувствуют миллиардеры и мультимиллионеры? Во что собираетесь, например, и собираетесь ли инвестировать вы?

— Большая часть моих активов находится прямо или опосредованно в Украине. Поэтому меня волнует то, что происходит и будет происходить в стране. Но я — оптимист.

Что касается наших инвестиционных планов, то, конечно же, если справедливость восторжествует и НФЗ вернут государству, то мы будем участвовать в конкурсе на приобретение контрольного пакета Никопольского ферросплавного завода. Пинчуком этот завод был приобретен незаконно, о чем его, кстати, еще в 2003 году предупреждали: «Конкурс должен быть без особых условий. Прозрачный и внятный».

Я думаю, что мы будем участвовать в каком-то консорциуме или пуле по приобретению «Криворожстали». Что касается других объектов, то сегодня процесс приватизации заметно затормозился. Я думаю, что Валентине Семенюк еще нужно разобраться, какое наследство ей оставил г-н Чечетов, привести в Фонде госимущества все в порядок и составить четкую программу приватизации. И если в программе будут интересные для нас объекты, то мы будем участвовать в конкурсах. Хотя на сегодняшний день нам еще нужно поработать над наведением порядка в уже имеющихся предприятиях.

— Например?

О бензине, газе и нефти

— Мне принадлежит определенный пакет акций «Укрнафты». А под влиянием и контролем так называемой «группы «Приват» находится более 40 процентов этого предприятия. Еще два года назад на собрании акционеров «Укрнафты» было принято решение о строительстве вертикально-интегрированной компании. Но по ряду субъективных и объективных причин сегодня этот процесс затормозился. И несмотря на то, что недавно собрание в «Укрнафте» было проведено и мы нашли общий язык с новым руководством «Нафтогаза Украины», у нас не выработана система эффективного и слаженного взаимодействия по реализации построения ВИК.

— У вас сложились отношения с новым главой наблюдательного совета «Укрнафты», первым помощником президента Александром Третьяковым?

— Мы виделись с г-ном Третьяковым только один раз, несколько лет назад. А в последнее время мы общаемся только по телефону. Вы знаете, что по телефону отношения не складываются.

— Когда Александру Третьякову сообщили, что одна заправка покупается «Укрнафтой» более чем за миллион, Александр Юрьевич обещал поотрывать за это головы. Однако на сегодняшний день все головы целы, собрание состоялось и было принято решение потратить более 500 млн. долл. на закупку заправок. Как вам удалось договориться?

— Последние заправки «Укрнафтой» приобретались в 2004 году. А те АЗС, которые «Укрнафта» приобрела на аукционах в мае-июне этого года, не оплачены до сих пор: на часть заправок нет разрешения Антимонопольного комитета, а в остальных случаях у правления ограничены полномочия относительно размера сумм, выделяемых на приобретение. Я думаю, что вопрос о целесообразности расширения сети заправок «Укрнафты» будет обсуждаться на собрании акционеров в сентябре, где и будет принято окончательное решение.

— Александр Ярославский продал свой 10-процентный пакет «Укрнафты» вам. Но оказалось, что на этот пакет был опцион и у Пинчука. Как вы уладили и уладили ли эту ситуацию?

— У нас есть кое-какие бумаги, подписанные по этому поводу с Пинчуком. Но подписывались они тогда, когда его тесть был президентом. И эти бумаги еще будут рассматриваться, и я даже не знаю на каком уровне…

— Что с вашей точки зрения служит основной причиной повышения цен на бензин и какой ваш ценовой прогноз?

— Основная причина — повышение рыночных цен на нефть. И пока цена на нефть будет находиться на нынешнем мировом уровне либо расти, цена на бензин в Украине не упадет. А может и возрасти.

— До какого предела?

— Я не исключаю, что цена может вырасти до пяти гривен за литр.

— За какой период?

— Пик продаж приходится обычно на июль-август и на октябрь. Если мы переживем сентябрь и октябрь и до пяти гривен за этот период цена не доползет, то к концу года она может несколько снизиться. Все будет зависеть от цены на нефть на мировом рынке, а также от того, какую цену на нефть сформируют российские поставщики.

Кроме того, сегодня в Украине существует дефицит перерабатывающих мощностей: кто-то закрылся на длительную реконструкцию, кто-то — на профилактику. У меня есть опасения, что рост цен может совпасть еще и с неким искусственным дефицитом бензина (назовем это так). Но хочется надеяться, что этого не произойдет.

— Если Россия, что скорее всего и произойдет, повысит цены на газ, не придется ли в Украине закрывать металлургические предприятия?

— Металлургические — нет, а вот химические, азотные, которых в Украине шесть, вполне вероятно, на время придется закрыть.

— У ваших партнеров есть доля в «Днепроазоте», что они будут делать в этом случае?

— Придется тогда перестраивать предприятие либо создавать на этой площадке новое. Сегодня цена на газ находится в районе 70—75 долл. за тысячу кубов. Если цена будет поднята до 150, о чем ведутся разговоры, то «Днепроазот» не сможет быть не только рентабельным, а даже работать «в ноль». Я думаю, что эта участь постигнет «Черкассыазот», Северодонецкий, Горловский, Ривненский и Припортовый.

— Намерены ли вы и ваши партнеры участвовать в тендере на строительство нового нефтеперерабатывающего завода, ведь и президент, и премьер заявили о том, что он будет строиться?

— Я не уверен, что это строительство состоится. Скорее всего, мы участвовать в таком тендере не будем. Даже если завод действительно будут строить.

Об угрозах, облэнерго и буденовках

— Известно, что вы в три адреса в Украине — Генпрокуратура, МВД и СБУ — направили письма о том, что Константин Григоришин и Петр Порошенко вас якобы рэкетируют. В чем предмет спора, и отреагировали ли каким-то образом наши правоохранительные органы на ваше письмо?

— Я знаю, что органы этой информацией заинтересовались, а Генпрокуратурой ведутся предследственные действия. Лично с Петром Порошенко я никаких контактов не имел. Просто на него ссылался Константин Григоришин, описывая те действия, которые будут против меня предприняты. Григоришин сказал, что Порошенко — его партнер «50 на 50», и сообщил мне о том, какие кары земные мне грозят, если я не буду поддерживать Григоришина в вопросе захвата облэнерго. Косвенно об отношении Порошенко к этому процессу я могу судить по тому, что практически весь план действий, изложенный мне Григоришиным, был осуществлен. А об этом плане некоторым людям, передавшим информацию мне, рассказывал и Порошенко.

— По некоторым данным, вы и ваши партнеры приобрели у Константина Григоришина половину его пакетов на восьми облэнерго. Кроме того, вы же приобрели половину пакетов, принадлежавших бывшим партнерам Григоришина. Таким образом, у вас должен сформироваться в каждом облэнерго пакет до 40 процентов акций. Так ли это?

— Я попытаюсь вам кратко рассказать историю о приобретении пакетов облэнерго, тем более что она во многом определила мою нынешнюю ситуацию, в том числе породила в мой адрес те угрозы, о которых мы говорили выше.

Итак. Я приобрел у Григоришина 50 процентов его активов в восьми энергетических компаниях: «Днепроблэнерго», «Запорожьеоблэнегро», «Полтаваоблэнерго», «Сумыоблэнерго», «Черниговоблэнерго», «Львовоблэнерго», «Тернопольоблэнерго» и «Прикарпатьеоблэнерго». Первую бумагу мы подписали в конце сентября прошлого года. До первого тура президентских выборов было еще полтора месяца. Насколько я понимаю, Константин Григоришин хотел получить «иншуренс» — страховочку на тот случай, если победит Янукович. В середине октября я дал ему задаток, который он, насколько мне известно, использовал для поддержки оппозиции и всем рассказывал, что он отдал революции свои деньги. Хотя, как выясняется де-факто, деньги были моими. Говорят, Григоришин оказал оппозиции поддержку в размере не то 15, не то 16 млн. долл. Так вот 12 из них были моими. Поэтому пусть большую буденовку революционера на себя не примеряет: еще не известно, кто больший революционер.

Но мы не об этом. Сделка была закончена в последних числах ноября. В результате я приобрел 50 процентов тех компаний, которые, в свою очередь, владеют 40 процентами упомянутых облэнерго. Договоренностью также предусматривалось, что мы должны выкупить у бывших партнеров Григоришина…

— У Суркиса и Медведчука?

— …да, у бывших партнеров Григоришина те 30 процентов акций облэнерго, которыми они владеют. А потом вместе работать, создавая нормальную энергокомпанию. Мы планировали делать эту компанию публичной. Дело в том, что облэнерго не дают высокой операционной прибыли — у них высокая капитализационная стоимость. Но если есть стабильность и условия для нормальной работы, то эта компания может дорого стоить на рынке, и это дает возможность повышать стоимость акций, которыми ты владеешь.

До 5 декабря — момента признания Верховным судом недействительным второго тура выборов — г-н Григоришин нормально смотрел на планы откупа у бывших партнеров их пакета акций. Но после того как победа Виктора Ющенко стала для всех понятной и предопределенной, позиция Григоришина немножко изменилась, и он прямо заявил о том, что теперь нет необходимости покупать, поскольку теперь мы можем все отобрать даром.

На этой почве у нас и произошел конфликт. Я сказал, что мы ни с кем воевать не собираемся и ни у кого ничего забирать не намерены. В результате он мне пригрозил: «Тогда и у вас могут быть сложности». В феврале он попытался захватить «Полтаваоблэнерго» и «Прикарпатьеоблэнерго». Я в начале марта выступил с заявлением на «1+1», что это недопустимые вещи и Григоришин не имеет права называться единовластным владельцем и распоряжаться от своего имени 40 процентами активов облэнерго. Ведь половина его пакета уже принадлежала мне. Эта ситуация не разрешилась и по сей день, и думаю, что и не разрешится, поскольку он предпринял против меня действия, которые вышли далеко за рамки коммерческих взаимоотношений.

— А в чем состояла угроза, адресованная вам?

— Угроза состояла в следующем: если я не выдам ему доверенность на собрания акционеров по облэнерго, то против меня будут сфабрикованы уголовные дела и у меня будет очень много неприятностей.

— Кстати, еще при прежней власти против вас возбуждали уголовное дело по поводу покушения на адвоката Константина Григоришина, который в тот период времени уже разошелся с Суркисом и Медведчуком и стал партнером Виктора Пинчука. Между прочим, еще до открытия этого дела я лично держала в руках заявление адвоката Григоришина в Генпрокуратуру о том, что вы ему угрожали. Потом этому адвокату были нанесены тяжелые ножевые ранения, и, соответственно, возбуждено уголовное дело. Насколько мне известно, оно так ничем и не закончилось. Правда ли, что сейчас осуществляется попытка реанимации этого уголовного дела и как могло произойти, что пострадал именно тот человек, которому вы угрожали?

— Какие могут быть, по-вашему, отношения между бизнесменом и адвокатом, обслуживающим другого бизнесмена? Адвокат — это исполнитель, как бухгалтер, как менеджер. Он вне линии корпоративного конфликта. Поэтому никаких отношений между бизнесменом и адвокатом конкурента быть не может. Тем более — угроз. Адвокат, о котором вы говорите, работал у Пинчука и Григоришина. Я думаю, что эти бизнесмены тщательно разработали всю эту процедуру и запустили ее в дело. Но даже при том политическом режиме они не смогли завести уголовное дело против меня, вышло только «по факту». Правда, я не знаю, было ли оно вообще, поскольку у меня есть бумага, где пишется, что в открытии уголовного дела отказано за отсутствием состава преступления.

Сейчас была предпринята еще одна попытка направить уголовное дело, открытое по факту нападения на адвоката, непосредственно против меня. Но после моего письма в прокуратуру, надеюсь, будет объективно проведено расследование и понесут ответственность те, кто изначально замышлял недоброе. Попытка реанимации персонального дела входит в сценарий, который обрисовал мне Григоришин 5 марта. Все пункты плана реализовывались в мае, июне, июле, поэтому у меня нет сомнений в том, кто стоит за этим. Те люди, которых он мне называл как своих партнеров, а именно — Порошенко Петра Алексеевича, и стоят за организацией всего этого. Я не думаю, что доверенность на участие в собрании акционеров стоит таких методов как для самого Григоришина, так и для тех, кто, по его словам, является его партнерами.

О «коврижках» в борьбе за НФЗ

— Чем, с вашей точки зрения, должна закончиться эпопея с Никопольским и возможно ли объективное решение этого спора в ситуации, когда все зависит от судов, а суды в коммерческом плюрализме могут быть заангажированы обеими сторонами?

— Мне бы не хотелось судить о том, подкупаются суды или не подкупаются. Я могу компетентно судить о том, как в 2003 году был проведен конкурс по приобретению контрольного пакета НФЗ, как потом велась хозяйственная деятельность на предприятии. И мои знания дают мне основание верить в торжество справедливости, а именно — в возвращение пакета 50%+1 акция государству как незаконно приобретенного в свое время консорциумом «Приднепровье» в лице Пинчука.

Мы прекрасно понимаем, что раньше он имел возможность давить на Фонд госимущества, на суды. Кстати, я не понимаю, почему в свете происходящего не задать несколько вопросов г-ну Чечетову, экс-главе Фонда госимущества: кто ему звонил и какие указания ему давались? Поинтересоваться у него, в частности тем, как формировались условия конкурса; какими были его действия по выполнению предписаний, решений и определений судов, которые к нему поступали; почему он их выбрасывал в мусорное ведро? Я помню, как в 2003-м он говорил о том, что «кто-то умеет играть в шахматы, а кто-то не умеет». Так вот, за все в жизни когда-то приходится отвечать. И за «Ухи! Ухи!» тоже. Я понимаю, что г-н Чечетов был лицом подневольным, понимаю, из каких высоких кабинетов ему звонили. Но всегда у человека, имеющего мужество, есть возможность уйти в отставку, а не цепляться за кресло и выполнять преступные приказы.

— Намерены ли вы выкупать акции НФЗ у Щеголевского и Дементиенко — младших партнеров Пинчука?

— Я не уверен, что у них есть отдельно стоящие акции.

— С учетом того, что сейчас происходит с «Альфа-Инвестом», их скорее может не оказаться у Пинчука…

— В НФЗ, как вы знаете, вообще очень запутанная история с регистратором. Несмотря на решение комиссии по ценным бумагам, «Альфа-Инвест» продолжает существовать, являясь странным незаконным образованием. Этот регистратор был назначен собраниями, которые потом судами были признаны нелегитимными. Так что я не знаю, какие акции у Пинчука, какие — у Дементиенко. Вообще не известно, чем в НФЗ владеет Виктор Пинчук, кроме пакета 50%+1 акция, полученного на незаконном конкурсе в 2003 году. Говорят, у него есть еще 23 процента, а может быть, на самом деле 10? Кто знает?

— Почему вы так печетесь о том, чтобы пакет Никопольского вернулся государству? Почему по примеру Абрамова и Вексельберга не захотели купить завод у Пинчука?

— Во-первых, мы никогда не покупали тухлую собственность. Ни у кого. Во-вторых, я считаю, что в свое время Пинчук нас обманул, когда пошел на приватизационный конкурс один, подготовив условия исключительно для себя. В результате пакет 50%+1 акция он купил за 80 млн. долл. (410 млн. грн.), в то время как на прозрачном тендере цена дошла бы на тот момент до миллиарда гривен. Кстати, до Абрамова и Вексельберга Пинчук предлагал нам купить все имеющиеся у него акции Никопольского ферросплавного — более 70 процентов. Но мы отказались. Мы не желаем у него ничего покупать, это наша принципиальная позиция.

— Но вы ведь встречались с Абрамовым? Зачем?

— Мы пытались его убедить, что такому крупному бизнесмену, владеющему публичной компанией «Евразхолдинг», не к лицу совершать тухлые покупки, поскольку это приведет к ненужным скандалам, в том числе международным. Он предупреждениям не внял. В результате неприятные статьи уже вышли в New York Times и Wall Street Journal. Кроме того, находится под вопросом его финансирование в процессе приватизации «Криворожстали». Но мне, например, не понятно, зачем Абрамов за 380 млн. долл. покупает пакет НФЗ у Пинчука, если он после возвращения этого пакета государству мог бы приобрести его на чистом конкурсе практически за те же деньги?

— Может быть, он боится, что вы договоритесь с Тимошенко об условиях конкурса и в этот раз они будут сформированы под «Приват»?

— Приватбанк никогда не будет участвовать в конкурсах с особыми условиями. Мы всегда были сторонниками того, что конкурс должен быть прозрачным и кто больше заплатил, тот и победил. Мы отстаиваем эту точку зрения и сегодня.

— Известно, что существуют некие бумаги, подписанные между вами и Константином Григоришиным относительно судьбы Никопольского ферросплавного. Что это за документы и когда они были подписаны?

— Обострение процесса вокруг Никопольского завода ферросплавов началось не сегодня, а в декабре прошлого года. Есть бумага, подписанная Григоришиным, Щеголевским и Дементиенко — с одной стороны, и мной — с другой стороны, о получении корпоративного контроля над НФЗ. Называется эта бумага соглашением. Но впоследствии, когда Григоришин объявил мне о том, сколько нужно будет платить различным чиновникам, которые его поддерживают, и о том, что завод нужно будет покупать у Пинчука, а не у Фонда госимущества — соглашение перестало действовать. Мы разругались и перестали сотрудничать по этому вопросу.

— Игорь Валерьевич, существует экспертное мнение, согласно которому Петр Порошенко в деле НФЗ помогает Пинчуку, а Юлия Тимошенко — вам. Как вы прокомментируете это?

— Всей прессе, судя по публикациям, известно, что Порошенко поддерживает Григоришина, но я-то знаю эту ситуацию изнутри. Помните, вы задавали вопрос о подписанной бумаге между мной и Григоришиным? Так вот, согласно ей контрольный пакет Никопольского ферросплавного должен был быть возвращен государству. И уже покупать мы его должны были на государственном тендере. Но потом ситуация изменилась, и Григоришин сказал, что мы должны покупать завод у Пинчука, а не у государства, а за это Пинчук для Порошенко… Ну в общем, у них там есть какие-то договоренности. Тогда я не знал об этих договоренностях, мне о них не сообщали.

Но в последнее время стала достоянием широких кругов информация о том, что если Никопольский будет куплен у Пинчука, а не у государства, то Пинчук за это поделится с Порошенко каналами. В марте об этом шла речь. Мы участвовать в этой сделке отказались, заявив, что этот завод приобретать будем у государства. На этом фоне произошел конфликт, после которого Григоришин ринулся искать Абрамова и Вексельберга. Может, он еще кого-то найдет. Ведь понятно, что от того, кто получит за завод два миллиарда гривен — государство или Пинчук, зависит, достанутся ли людям, стоящим за Григоришиным, дополнительные «коврижки». От меня Григоришин этого и не скрывал. Более того, Григоришин, не таясь, называл и сумму, которая должна достаться за труды тому, кто поможет сохранить за Пинчуком право на контрольный пакет Никопольского. Нам было предложено заплатить кругленькую сумму, что вызвало у нас неприятие и непонимание: с каких таких дел?

— В кулуарах судачат, что речь идет о 50 миллионах долларов?

— Да, да. О 50 миллионах.

— Сколько вы, в случае проведения тендера, готовы дать за пакет Никопольского в 50% плюс 1 акцию?

— Если бы конкурс проходил сегодня, то думаю, что цена достигла бы 300 млн. А если конкурс будет проходить завтра и на нем будет аукционная борьба, думаю, что цена вырастет до 400 млн.: ажиотаж, аукцион, кровь играет… Кто-то ходит в казино, а кто-то на аукционы по покупке Никопольского ферросплавного.

О ГОКах, долгах и «Криворожстали»

— В свою очередь и у Пинчука к вам могут быть претензии: например, вы размыли его пакеты акций на Марганцевском и Орджоникидзевском ГОКах. Как это произошло?

— Если бы у Пинчука были претензии, он бы их высказал. Я знаю, что в свое время два 25-процентных пакета этих ГОКов приобрела некая американская компания «Блумберг». Однако впоследствии эта компания не явилась на собрание акционеров, не участвовала в дополнительных эмиссиях, подписках и в результате ее пакеты были размыты. В упомянутых вами ГОКах у нас есть влияние, но нет контрольного, а тем более — преобладающего пакета. Если г-н Пинчук скажет, что компания «Блумберг» и он — это одно лицо, то мы, наверное, признаем, что произошла несправедливость с его акциями. Мы готовы с ним обсудить этот вопрос в меру нашего влияния и компетенции на этих предприятиях. Но он ведь себя не отождествляет с фирмой «Блумберг».

— Опять-таки, с Виктором Михайловичем у вас столкновение на КЖРК —«Кривбассруде». Утверждают, что вы вытеснили менеджмент Пинчука и поставили менеджмент «Привата»?

— Пинчук временно управлял этим предприятием в бесхозный период. Контроль над менеджментом он получил опять-таки благодаря своим связям с Фондом госимущества. Но когда закончилась приватизация «Укррудпрома» и фирма «Солайн» стала полноценным и полноправным владельцем КЖРК — она сменила менеджмент. Сейчас там работают нормальные профессиональные люди, а людей «Интерпайпа» оттуда выгнали.

— Жестко. Еще один вопрос из ГОКовской сферы. В октябре 2001 года у вас произошли некоторые недоразумения с экс-владельцем Южного ГОКа. В частности, при приобретении завода у компании Юлии Тимошенко продавцу было недоплачено 30—35 млн. долларов из 50. Говорят, после смены власти вопросы, имевшиеся к вам у предыдущего собственника ЮГОКа, были сняты, поскольку недостающие деньги были уплачены…

— Если акции ЮГОКа и продавала Юлия Владимировна, то продавала она их не нам, а Вадиму Новинскому. Их взаимоотношения нас, в принципе, не касаются. Я не отрицаю, что в свое время на южном ГОКе у нас было столкновение с Вадимом Новинским: каждый из нас пытался поставить на заводе свой менеджмент. Но мы сели, договорились и со временем наши деловые отношения переросли в отличные дружеские. А в его отношения с Юлией Владимировной или не с Юлией Владимировной я не посвящен. Если человек захочет что-то рассказать — он расскажет, не захочет — не расскажет. Мы же у Тимошенко никогда ничего не покупали и не были друг у друга в долгу. На ЮГОКе же все пертурбации происходили в октябре 2001 года, а с 2002-го там нормально сосуществуют и Коломойский, и Новинский, и другие акционеры. Предприятие работает исправно.

— Сейчас Алишер Усманов поднял вопрос о создании «Евразийской компании» — объединении ГОКов Украины, России и Казахстана. Как вы относитесь к самой этой идее, обсуждали ли ее с вами и войдет ли ЮГОК в это межгосударственное объединение?

— От имени ЮГОКа все контакты с г-ном Усмановым ведет Вадим Новинский. Вопрос о создании «Евразийской компании» мы предметно не обсуждали. Я не могу категорично заявить — хороша эта идея или плоха. Наверное, нужно поинтересоваться у ее автора: какие плюсы и минусы он в ней видит. Я, например, в монополизации чего бы то ни было вижу только минусы.

— Каких партнеров вы возьмете в пул в борьбе за «Криворожсталь»?

— Мы не знаем, с кем пойдем на конкурс, как пойдем, но в том, что пойдем — уверен.

— Может ли вашим партнером по пулу быть казахский мультимиллионер Александр Машкевич?

— Не исключаю. Я знаю, что на нас вышли с таким предложением, но переговоры еще не проводились.

— Можете ли вы, исходя из своих источников, подтвердить информацию о том, что на Сардинии, в одном из отелей, проходили переговоры между Абрамовым, Пинчуком, Вексельбергом и Ахметовым о создании альтернативного пула для предстоящего конкурса по «Криворожстали»?

— Насколько я знаю, Ахметова там не было. А вами названные бизнесмены плюс Григоришин, действительно встречались на Сардинии. И, по моим данным, речь во время этих переговоров шла в частности о «Криворожстали».

— Премьер-министр объявила, что конкурс по «Криворожстали» будет проводиться посредством открытого аукциона с шагом в один процент. Как вы думаете, удастся ли правительству отстоять эту методику проведения конкурса?

— Учитывая то, что существуют правила, сложившиеся годами, мне сложно говорить об организационных моментах тендера. Я не знаю, сможет ли премьер их изменить, успеет ли это сделать. Но независимо от технологии проведения конкурса, если не будет никаких дополнительных условий, если никто не сможет заглянуть в пакет конкурента и дать на пять долларов больше, то все будет в порядке: кто больше дал, тот и победил.

А если удастся все-таки провести аукцион — отлично. И шаг может быть не один процент, а пять. Соберемся все и будем шагать.

Об «1+1»

—В случае победы Пинчука в битве за ферросплавный, возможно, некоторые каналы достанутся его лоббистам. А какие «коврижки» достанутся тому, кто поможет вернуть завод государству и впоследствии вынести контрольный пакет НФЗ на новый конкурс? 40 процентов «1+1» вы покупаете для Юлии Владимировны?

— У меня к вам вопрос: чувствуете ли вы разницу между двумя ситуациями? Кто-то помогает Пинчуку реализовать за 380 миллионов долларов его тухлую собственность, в результате чего государство не получает деньги за контрольный пакет, зато этот кто-то получает каналы. Тут логика есть.

А вторая ситуация находится абсолютно вне пределов логики. Мы — бизнесмены, и зачем нам за возвращение го-су-дар-ству пакета, некогда выкупленного на незаконном аукционе по заниженной цене Пинчуком, платить кому-то взятку в виде 40 процентов «1+1»? Кстати, стоимость 40-процентного пакета этого канала на рынке оценивается в 100 млн. долл. Вы хотите сказать, что мы за то, что государство себе что-то вернет, готовы кому-то подарить 100 млн.? Где тут здравая цепь рассуждений?

— Известно, что «Приват» почти всегда работал без политической крыши, но при этом действовал цинично, умно и нагло. Так и в этой ситуации: вы ведь заинтересованы в том, чтобы пакет достался государству. Во-первых, наказать Пинчука. Во-вторых, получить возможность на тендере приобрести этот пакет. В-третьих, получить возможность регулярно получать дивиденды от уже имеющегося миноритарного пакета акций НФЗ. В-четвертых, продавать заводу вашу руду, которую не хотел закупать Пинчук.

— Давайте начнем с конца, с руды. Нам не нужно продавать Никопольскому заводу ферросплавов руду. Да, в 2003 году Пинчук отказался у нас ее покупать, вследствие чего были закрыты некоторые производственные мощности на тех предприятиях, у которых он ее ранее традиционно брал. И для того чтобы восстановить это производство сегодня, необходимо сделать инвестиции, намного превышающие средства, ранее затраченные на остановку этого производства. Поэтому на сегодняшний день то количество руды, которое производят Орджоникидзе и Марганец, полностью реализуется, а лишней руды для Никополя у нас уже нет. Поэтому если мы, в случае прохождения ряда процедур и конкурса, станем хозяевами завода, нужно будет крепко думать над тем, как перераспределить сырьевые потоки, как снабжать рудой НФЗ.

Также предметно я мог бы вам ответить по всем остальным вопросам, но хочу сказать: у меня нет сомнений в прозрачности будущего конкурса. Мы не намерены покупать и дарить кому-то «1+1» за то, что государство возвращает себе свою собственность.

А что касается наказания Пинчука, то он сам это сделает. В 2003 году мы его предупреждали: «Жизнь — это супермаркет, бери что хочешь, но касса — впереди».

— Зачем вы покупаете «1+1»? Насколько реальна эта сделка и как к ней относятся американские партнеры, ибо, как нам известно, после того, как представители президента пообщались с американскими учредителями канала, ваши потенциальные партнеры оказались не в восторге по поводу «соседства» с вами?

— Я не знаю, с кем ведут переговоры американцы. У нас есть продавец — это Борис Фуксман и Александр Роднянский. У нас есть покупатель — это компании, которые аффилированы с бизнесменом Игорем Коломойским. Мы провели переговоры. Переговоры сложные, отягощенные горой формальностей, поскольку есть у американского совладельца право «первой брачной ночи» на покупку. Поэтому мы ведем переговоры с американцами, которые выставили свои условия и требования. Но на сегодняшний день у нас на руках есть согласие американского соучредителя «1+1» на проведение сделки.

Однако представители Лаудера попросили о проведении реструктуризации компании: должны быть приведены в соответствие экономические и формальные взаимоотношения, существовавшие у них с Фуксманом и Роднянским. Насколько я посвящен, на сегодняшний день все формальности преодолены и сделке дан «зеленый свет». Теперь вопрос только во времени, которое уйдет на формализацию наших отношений с Роднянским и Фуксманом. Параллельно мы должны будем выполнить те условия, которые поставили американцы. Но эти условия определены, зафиксированы и не требуют дополнительной акцептации.

—Кто-то из окружения Виктора Ющенко пытался отговорить вас от покупки «1+1»?

— Со мной по этому поводу разговаривал только помощник президента Александр Третьяков. В этой беседе не было угроз или жестких предупреждений. Были только фразы типа: «Зачем вам это надо, вы бизнесмены, вы никогда политикой не занимались»… Но мы считаем, что это бизнес и никакой политики здесь нет. Если бы нам предложили купить телеканал при старом режиме, мы бы никогда этого не сделали. Потому что это был бы не бизнес, а средство влияния, причем не нашего, а политического, и купить канал тогда означало лишиться спокойной жизни. Я не хочу, чтобы в случае появления критического журналистского материала мне кто-то ночью звонил домой и кричал в трубку: «Вы что там — с ума сошли!».

Я считаю, что если власть декларирует свободу слова и отстаивание целого ряда ценностей, значит, на телевидении можно делать не политику, а бизнес. Сегодня в мировом списке богатых людей все больше тех, кто занимается бизнесом в сфере развлечений. Они обгоняют королей металлургии, переработки и т.д. Я — за диверсификацию бизнеса, за широкий взгляд не только вперед, но и в стороны. В этом контексте и нужно рассматривать покупку пакета «1+1».

— То есть, вы готовы уплатить 100 млн. за 40 процентов «1+1»?

— Да, мы сделаем это.

— Но через год у «плюсов» заканчивается лицензия. Не боитесь ли вы, что, совершив нежелательную для власти покупку, вы рискуете потерять деньги вместе с каналом?

— Продление лицензии «1+1» — это и будет проверка на порядочность для власти. Пока канал работает без замечаний. Если ситуация сохранится, то лицензию должны будут продлить автоматически. Если же замечания Нацрадой по телевидению и радиовещанию будут вынесены (по примеру того, как это случилось с «Новым каналом»), то мы будем подавать на конкурс и бороться.

— Как вы оцениваете реальную доходность бизнеса в Украине? При какой рентабельности вы беретесь за проект? Например, Ахметов — при 20 процентах, а вы?

— Я не помню точных цифр, но достаточно точно могу сказать, что в прошлом году «1+1» заработал 14 млн. долл., а при сохраняющейся динамике роста в этом получит 20. На 40 процентов акций канала придется 8 млн. долл. При сегодняшнем уровне прибыли это 12 лет окупаемости. Но я ни минуты не сомневаюсь в том, что уровень прибыльности будет расти. И следующий год принесет 30 млн. долл. Динамика такова, что наши затраты могут легко окупиться в течение пяти лет. Вот вам и 20 процентов.

А еще немножко шить на дому…

— У вас есть производство, нефтяной бизнес, банковский, сеть заправок. Не собираетесь ли вы приростать розницей? Сейчас этим многие занимаются, поскольку выгодно. Или днепропетровский оптовый рынок «Озерка» — это первый шаг?

— Что касается нашей многострадальной «Озерки»… Мы ею никогда предметно не занимались. Но «позапрошлый» губернатор Владимир Яцуба очень озаботился нашей «Озеркой». А скорее всего у него была личная неприязнь к директору рынка г-ну Ефименко, кстати, ветерану войны и инвалиду. Так вот, на фоне этих неприязненных отношений и коммерческого заказа, поступившего от одной из московских структур, Яцуба этого человека бросил в тюрьму, продержал там полгода, где Ефименко потерял 30 кг веса. Я не знаю, стоила ли «Озерка» того, чтобы так себя вести.

Днепропетровск — наш родной город, и мы решили в это дело вмешаться. Мы давали сигналы в администрацию президента и в обладминистрацию о том, что конкурс по продаже «Озерки» готовится под одного покупателя. Ну, Никополь, зять президента, хотите так — воротите. Ну, «Криворожсталь» — стратегическое предприятие. Не хотите, чтобы оно досталось русским или американцам — делайте конкурс под украинских бизнесменов. Но «Озерка»-то тут причем? Какое такое геополитическое положение имеет этот рынок? Вот так мы и оказались втянуты в этот процесс. При том, что никакого экономического интереса у нас там не было, нет и не будет.

— Правда ли, что вы приобрели червоненковский «Орлан»?

— Я не приобретал у Евгения Червоненко «Орлан», но я знаю, что на рынке безалкогольных напитков произошла подобная сделка и компания, связанная с торговой маркой «Биола», приобрела компанию, связанную с торговой маркой «Орлан» и «Премьера».

— Но «Биола» — это ваша компания, и ее соки и воды пьет весь восток Украины.

— У меня в компании «Биола» есть коммерческий интерес, но я не занимаюсь этим бизнесом, а являюсь в нем лишь пассивным инвестором.

— Вы купили российский Алапаевский металлургический завод потому, что у вас не было НФЗ?

— Мы купили Алапаевку, потому что это хорошая строительная площадка и мы ее рассматриваем как перспективное место для построения электроферросплавного производства.

— А американский проект в какой сейчас стадии?

— В стадии переговорно-оформительской. Уже больше года мы занимаемся переговорами о приобретении в США ферросплавного завода. Там существуют объективные сложности: завод — банкрот, находится под судом.

— А напоследок вопрос: почему мы с вами второй час разговариваем по телефону вместо того, чтобы записать это интервью у нас в редакции или у вас в офисе?

— К сожалению, раньше октября это сделать в живом режиме не получится, поскольку я страдаю от аллергии на амброзию. Аллергики меня поймут. На время цветения этого злополучного растения я всегда уезжаю из Украины.

— То есть, это единственная причина, по которой вы не можете въехать в Украину, и никаких арестов и задержаний вы не опасаетесь?

— Я думаю, что такой перспективы нет. Однако все это мне обещал г-н Григоришин и я не исключаю, что это может случиться в любой момент. Он, говорят, в Украине влиятельное лицо.

— А вы приезжайте в брюках без задних карманов, и вам туда никто пистолет не вставит и наркотики не подбросит.

— Я думаю, что если борьба еще больше обострится, то дело будет не в карманах и не в наркотиках. Как меня через моего знакомого предупредил Петр Порошенко: «На него тут столько всего есть, что лучше пусть Коломойский продает все, что имеет в Украине, и уезжает в Индонезию». Я только одного не понял — почему в Индонезию?

— Вы говорили, что хотите кино снять и в космос полететь. Почему до сих пор мечта не реализовалась?

— Нет, в космос хотел Боголюбов, а я хотел снять фильм наподобие «Однажды в Америке», но деньги потратил на «восемь серий» облэнерго. Какая жизнь, такое и кино.

Часть третья. Последняя. Также читайте:

Вторая часть интервью Коломойский: Янукович мне лично предлагал войти в список Партии Регионов 

Первая часть интервью: Если президентом станет Тимошенко, я себя вижу в емиграции

О Ринате Ахметове, Константине Жеваго и группе “Евраз”

– Почему вы не проведете структуризацию группы “Приват” в единую компанию, как, например, это сделал Ринат Ахметов, который собрал все активы под вывеской СКМ?

– Группа “Приват” никогда не будет структурированной единицей, потому что группа “Приват” – это миф, фантом! Не существует такого юридического лица, нет юридического понятия “группа Приват”. Поэтому и нет никакой возможности сделать публичным то, чего на самом деле не существует.

– Но почему бы вам тогда четко не ограничить: вот это “Приват”, мои интересы, Игоря Коломойского, а это – уже не “Приват”? Ведь даже если предположить, что ваши партнеры по собственной инициативе нападают на какие–то активы, то все уверены, что это делает группа “Приват” и непосредственно Коломойский. Или вам нравится ваша демонизация?

– Согласен. Это все “Приват”, но это неосязаемо (смеется). Как только ты начинаешь оправдываться и говорить: “Это не я”, все начинают думать: “Уверен на 100%, это его рук дело”.

– То есть, вы кайфуете от того, что вами пугают детей?

– Нет, не кайфую. Я просто понимаю, что оправдываться нечего, если ты к этому не имеешь отношения. Я не имею отношения к конфликту Кипермана (партнер Коломойского) на “Дарнице”, не имею отношения к нападкам Корбана (еще один партнер Коломойского) на какие–то “Добсоки” или гастрономы… Но пиариться и кричать: “это не я!” не собираюсь.

– Расскажите о крупной сделке, произошедшей в конце 2007, когда вы продали свои металлургические активы российской группе “Евраз”. Вам не кажется, что вы продешевили?

– Может быть, и продешевили, но нам некуда было деваться, потому что Вадим Новинский своим объединением с Ахметовым сломал всю ситуацию на (горно-металлургическом) рынке.

Новинский нарушил существовавшее равновесие, когда ушел с рынка и с переговорного процесса.

То есть, он оставил на поляне только Ахметова и нас. Раньше был Новинский, и мы, влияя на Ингулецкий горно-обогатительный комбинат и владея частью Южного горно-обогатительного комбината, могли маневрировать, строить какую–то политику с Ахметовым. Когда же они объединились, Ахметов через ЮГОК фактически оказался внутри нас!

И мы поняли: или сегодня мы должны что-нибудь сделать, или завтра нас просто не станет. Он (Ахметов) заберет у тебя рынок, будет делать какие–то картельные отношения, заберет твоих потребителей, будет не давать тебе дышать внутри твоего же предприятия…

– Ринат Ахметов вел с вами переговоры о покупке активов, который вы продали “Евразу”?

– Вел. Но, скажем так, Ахметов был не готов заплатить деньгами всю требуемую сумму – мы продали рудные активы за 4 миллиарда долларов, а вхождение к нему в компанию нас не устраивало.

В итоге мы получили от “Евраза” кэшем миллиард, а остальное – акциями, которые сегодня уже выросли в цене в полтора раза.

– Насколько правда, что вы вели переговоры о продаже Константину Жеваго своей половины в Южном горно-обогатительном комбинате?

– Жеваго очень хотел купить, но нам не было смысла обсуждать сделку, потому что он хотел только Южный ГОК, а мы продавали все – и коксохимы, и меткомбинат Петровского.

– Вы дали согласие Вадиму Новинскому на внесение его половины Южного горно-обогатительного комбината в общую компанию с Ахметовым?

– У нас с ним есть устные договоренности друг–другу не мешать, письменные еще не подписаны.

– Какое будущее вы видите у Виталия Гайдука и Сергея Таруты, у которых нет сырьевой базы для металлургии?

– Слияние с кем–то или поглощение – то ли Усмановым, то Ахметовым, то ли Митталом, то ли “Евразом”.

Хотя, насколько я знаю из прессы и из прямых источников, Гайдук вообще выходит из бизнеса. Впрочем, там такая публика, что вполне могут разводить…

– Вам не поступало предложений о покупке доли Гайдука в “Индустриальном союзе Донбасса”?

– Я думаю, что я был бы если не на первом, то на втором месте после Ахметова в списке тех, кому запрещено предлагать (смеется). Тарута перестанет спать, если у него компаньоном будет или Ахметов, или Коломойский.

Вообще в металлургической сфере мы не будем заходить ни в какие непрозрачные, непубличные вещи. Может, только уж если они будут совсем дармовыми.

– Какие в ближайшем будущем покупки планируете заграницей?

– Недавно мы участвовали в конкурсе по приобретению завода в Балтиморе, это – успешный актив. Миттал Стил превысил концентрацию и его заставили продать этот завод. Мы предложили 870 миллионов долларов, но его купила “Северсталь” за 810 миллионов. То есть мы не выиграли конкурс, хотя дали больше денег. Просто у “Северстали” была договоренность с профсоюзами. А разницу в 60 миллионов продавцы посчитали невесомой.

– Вы выведите свой ферросплавный бизнес в отдельный холдинг с тем, чтобы произвести публичное размещение акций, IPO?

– Я думаю, что в ближайшее время этого не будет.

– Но вы играете на глобальном рынке, где вряд ли вам позволят оставаться непубличной компанией!

– Публичность – это потеря денег, во всяком случае, на первом этапе. Я не знаю, идет ли Ахметов на IPO, но у меня такое чувство, что нет.

Хотя я знаю, что на IPO идет Пинчук. Надо посмотреть, какие будут условия, сколько Пинчук будет стоить.

– Тем не менее, вы купили акции Полтавского горно-обогатительного комбината, когда их публичное размещение в Лондоне проводил Константин Жеваго?

– Я знал, сколько стоит Полтавский ГОК – я его всегда оценивал в 3,5 миллиарда долларов, а его продавали за 1,7 миллиарда. Поэтому я лично купил 3%.

Вы знаете, сколько я заработал на этих акциях? При размещении они стоили 60 миллионов, а сегодня стоят порядка 140-150 миллионов.

– Многих удивило, что вы купили напрямую эти акции, на свое личное имя, а не через какой-то инвестиционный фонд. Почему вы поступили именно так? Это такая форма издевательства над Жеваго – показать свое имя в числе владельцев его предприятия?

– Конечно! Но, на самом деле, самому Жеваго уже нет смысла что–то демонстрировать, он все равно уже продал эти акции. Я хотел показать, что будет с акциями следующим участникам соревнований – Пинчука, Ахметова… (Смеется.)

Вот в свое время Ахметов и Новинский предлагали мне зайти в их компанию со всеми своими рудными активами. Я им отвечаю: “А как мы будем акционерами? Как оценить наши доли? Я не хочу быть в вашей непубличной компании миноритарным акционером. И вообще, я не понимаю, как вы все это оцениваете?”.

А они мне говорят: “Ну, заходи к нам, у нас будет одна большая компания”. Я спрашиваю: “Вы же собираетесь на IPO?”. Они говорят: “Да!”. Я говорю: “Ну так вы внутри у себя разберитесь, все причешите, а я уже буду вас ждать на IPO!” (Смеется.)

Дело в том, я уже говорил, что при выходе на IPO компании зачастую недооцениваются. Я считаю, что те, кто выводил Жеваго на IPO, лишили его половины денег! Его просто недооценили.

– Допустим, но ведь через размещение акций на IPO можно оценить всю стоимость своего актива.

– Но стоит ли идти на такие жертвы? Жеваго, чтобы оценить свой актив, заплатил 400 миллионов долларов! Не много ли?

ПРО КОНСТАНТИНА ГРИГОРИШИНА

– Вы собираетесь участвовать в приватизации “Укртелекома” и Одесского припортового завода?

– В приватизации “Укртелекома” – нет, а припортового – да.

– Сами или с кем–то?

– Будем делать консорциум. С кем – пока не знаем, потому что непонятно как будет проходить приватизация: Одесский припортовый будут продавать с трубой (амиакопроводом и перевалкой) или без. Я считаю, что государству будет проще продавать без трубы. Есть завод стоимостью миллиард долларов, вот пусть его и покупают.

– И вы готовы выложить за Одесский припортовый завод 1 миллиард долларов?

– Мы будем созывать консорциум украинских заводов для похода на этот завод. Пригласим “Ровноазот”, Ярославского с черкасского “Азота”, откроем двери для Янковского (“Стирол”). Может быть, и для Ровта (северодонецкий “Азот”).

– Вы будете участвовать в приватизации облэнерго и тепловой генерации?

– По облэнерго нам надо сначала закончить наши старые дела с Григоришиным.

– Кстати, с начала года у вас должен был стартовать судебный процесс на Кипре с Григоришиным по разделу вашей общей компании, которая владеет акциями облэнерго?

– Он уже закончился. Все стало на места по обоюдному согласию.

– Вы заключили мировое соглашение?!

– Мы остановили этот процесс, решили опять попытаться сотрудничать. Все, судебного процесса нет! По договоренности с Григоришиным мы отозвали свою петицию. Решение было принято в начале марта, но это не мировое соглашение.

Они (сторона Григоришина) высказывали свою позицию, что не согласны с нашим иском, что они против ликвидации компании и раздела имущества. Уже прошло три года, пропала острота, стороны встречались между собой и видят возможности дальнейшего диалога. Поэтому мы сказали, что согласны отозвать свою петицию, при условии, что все расходы делятся пополам.

– До первого кидка?

– (смеется) Нет. Теперь мы с ним в переговорном процессе. Мы сейчас находимся в переписке. Правда, что–то я давно не видел Григоришина! Не могу его найти, хотя мы готовы делать общий бизнес.

– Железным условием Григоришина было совместно выкупить в облэнерго долю Суркиса. А он считает, что вы это сделали тайно, за его спиной.

– Это была линия защиты Григоришина. Вообще конфликт возник из–за чего? Когда мы с ним делали сделку перед выборами президента 2004 года, то собирались купить у Суркисов акции, обсудили цену, я с ними договорился.

Но потом случилась Оранжевая революция, Костя сел в Москве, развалился и, так вот, попивая кофе, говорит: “Наверное, давай теперь не будем покупать акции у Суркисов, а заберем их так”. Я говорю: “Костя, ты в своем уме?! Что значит “заберем так”?”.

“Ну вот так, – отвечает Григоришин, – зайдем на предприятие, вывернем менеджмент, они дадут показания, Суркисам оно сто лет не надо – и заберем акции”. Я говорю: “Этого не будет”. И пошло–поехало!

– Как вы могли выйти из судебного процесса с Григоришиным, на который было затрачено столько сил, так ни о чем принципиально не договорившись?

– Этот судебный процесс никому не был нужен. Ну, разделили бы наше имущество, оказалось, что у него 20% облэнерго и у меня 20%. Кто от этого выигрывает? Я выигрываю с той точки зрения, что завтра пойду к Суркисам и объединюсь с их акциями. А Григоришин останется с 20%, ему будет совсем плохо.

А мне будет плохо, потому что Григоришин потом принесет свои 20% акций облэнерго, например, Ахметову. И Ахметов придет к нам на предприятия и начнет качать права. Причем справедливо!

– То есть вы боялись, что Григоришин уйдет к Ахметову?!

– Не, ну если не к Ахметову, Григоришин может обратиться в РАО ЕЭС, у него там прекрасные связи. Или продаст свою долю VS Energy.

О попытках ареста Коломойского

– В свое время прокуратурой было возбуждено уголовное дело по факту покушения на адвоката Сергея Карпенко. Одно время вы проходил по этому делу подозреваемым. Вы остерегались ареста в 2005 году?

– Конечно.

– Вы угрожали адвокату Карпенко?

– Нет, я вообще никому не угрожаю, это бесполезно, а потому и бессмысленно. Перефразирую одну фразу Григоришина, которого спросили, обижается ли он на высказывания в свой адрес в интервью Геннадий Корбана. Григоришин ответил: “Зачем обижаться на молоток, которым ты ударил себя по пальцу, если он инструмент в руках хозяина”.

То же самое касается и Карпенко. Зачем бы я стал угрожать молотку, если у него есть хозяин?

Ситуация с Карпенко была подстроена или Пинчуком, или Григоришиным. Меня все время пошугивали делом Карпенко в 2003–2004 годах. Хотя дела против меня как такового не было, оно было “по факту”.

– Однако в 2005 году был выдан ордер на ваш арест. Поэтому вы уехали из Украины под предлогом аллергии на амброзию?

– Когда начала цвести амброзия в августе–сентябре 2005 года, острота уже спала, она пришлась на июнь–июль 2005 года. Тогда заместитель генпрокурора Шокин подписывал какие–то бумаги по этому делу. Было постановление о санкции на мой арест, и оно должно было попасть в суд.

– Говорят, что Святослав Пискун был материально простимулирован, чтобы дело в отношении вас было закрыто.

– Я в это время находился в Израиле.

– Но был посредник – Михаил Бродский.

– А что Бродский? Вы себе представляете, чтобы было, если б на меня нашли что–то серьезное?

К тому времени уже состоялся суд над теми, кто напал на Карпенко, один клиент вообще получил большой срок. Осужденные никаких показаний на меня не дали. Оказалось, что во время следствия, под давлением в своих показаниях они даже перепутали мою фамилию. Было написано не “Коломойский”, а “Коломоец” или “Коломиец”.

Другое дело, что в деле фигурировал человек, который работал в охранной структуре “Безопасность. Охрана. Гарантия.”…

– “Б.О.Г.” – это ваша компания?

– Да, это наша компания, она охраняет наши заводы, фабрики, фирмы. Но ведь в этой охранной структуре работает тысяча людей! Ее организовывал бывший начальник Днепропетровского областного УВД генерал Козин.

– Фирмой “Б.О.Г.” в Днепропетровске пугают даже детей, говорят, там много людей с уголовным прошлым, бритоголовых…

– Ну, сейчас такие времена, что внешне они одинаковые, и не разберешь, где милиция, а где эти ребята (Смеется).. Но если без шуток, то в “Б.О.Г.” кого попало не берут.

– Вы используете “Б.О.Г.” во всех акциях устрашения, привлекаете их при проведении собраний акционеров.

– Ну, фирма участвует во всех собраниях. Это просто охранная структура, например, наш офис тоже охраняют сотрудники этой фирмы.

Коломойский о Коломойском

– Во сколько вы сегодня оцениваете свое состояние?

– Его оценить невозможно, потому что какой смысл оценивать виртуальные вещи? Например, наши металлургические активы оценивали по–разному. В итоге, оценили в 3 миллиарда долларов, а получилось, что они стоят 4.

– Какая ваша доля из этих четырех миллиардов, за которые вы продали металлургические активы “Евразу”?

– Процентов 25. У меня там много партнеров, есть внутренние – Мартынов, Боголюбов, а есть внешние – Шульман, например… Других я пока не могу назвать.

– А Юлия Тимошенко, как бывший владелец Южного горно-обогатительного комбината?

– Она пока не входит в число партнеров.

– А что, может войти?

– Мы не знаем.

– Хорошо, если миллиард стоят ваши металлургические активы, то во сколько оцениваются ферросплавные – вместе с недавно купленным австралийским активом?

– Если бы мы могли продлить экономические условия сегодняшнего дня на ближайшую пятилетку, я бы оценил ферросплавный бизнес не меньше чем в 20–30 миллиардов долларов. И моя доля в этом составляет, может, 30%.

– Это еще где–то 6,5-10 миллиардов к тому миллиарду, который у вас есть от проданной металлургии. Во сколько вы оценивается сам Приватбанк и какая там ваша доля?

– Думаю, сегодня он стоит 6–7 миллиардов долларов. Будем считать, что моя доля составляет 44%.

– То есть, еще плюс 3 миллиарда. Сколько составляет ваша доля в “Укрнефти”?

– От 8 до 13%. Сама компания оценивается где-то в 5 миллиардов долларов.

– Ваших еще где–то еще 400 – 650 миллионов. Суммарно выходит ваше состояние 11-15 миллиардов долларов. Что еще из крупных активов можете вспомнить?

– Есть много разных проектов, но сегодня остановимся на перечисленном.

А вообще, вы знаете, наши подсчеты напоминают мне один анекдот. Сын приходит к папе и говорит: “Пап, что такое виртуальность?”. Папа подумал и отвечает: “Ну я сейчас тебе попытаюсь объяснить”.

Зовет жену и говорит: “Жена, вот расскажи, ты же там пишешь диссертацию какую–то, не все у тебя получается, научный руководитель достает, на кафедре проблемы, ну сколько ты уже времени потратила. А вот если бы профессор тебе сказал, что завтра ты станешь кандидатом наук, ты бы дала ему?”. Ну, жена подумала про себя, что диссертация дает прибавки к зарплате, к пенсии, деньги, поэтому она отвечает: “Ну, наверное, дала бы”.

Вызывает отец к себе дочь–студентку, и говорит: “Ну, дочка, я знаю, у тебя есть проблемы в институте. Если бы доцент предложил сделку, что ты ему дашь, а он тебе поставит экзамены, у тебя будет повышенная стипендия, то, се…Ты бы дала доценту?”.

Дочь говорит: “Ну, в принципе, да, а чего нет!”.

Ну здесь отец зовет своего папу, старого партизана, который живет на чердаке. “Скажи, – говорит, – батя, вот если бы тебя старого партизана немцы взяли и попросили выдать весь отряд, а взамен дали тебе денег, притом не рейхсмарками, а золотом, коронками – чем хочешь, ты бы выдал своих? Дед подумал и говорит: “Ну, в принципе, я посмотрел, как это все закончилось – выдал бы”.

Отец поворачивается к сыну и говорит: “Понял сынок?”. “Нет”, – говорит сын. “Ну как же, – объясняет папа, – виртуально мы с тобой богаты, а реально мы с тобой живем с двумя проститутками и старым педерастом”. (Коломойский долго и протяжно смеется.)

– То есть, вы предлагаете не оценивать ваше состояние?

– Ну а какой смысл? Сколько бы все это стоило в 1999 году, и сколько стоило во время Оранжевой революции? Я к оценке состояния отношусь виртуально. Сколько бы там не было написано, я две котлеты не съем, съем одну, две бутылки вина не выпью, выпью одну. С возрастом человек меньше потребляет, становится более скромным.

– Очевидно, что после Майдана активы заметно выросли в цене?

– Правильно. Кстати, чья это заслуга? Я считаю, Виктора Ющенко.

– Вы – фанат Ющенко?

– Да, я – фанат Ющенко. Потому что он очень бережно и нежно относится к экономике, не касается ее руками. Он относится к ней как к саморегулирующемуся организму.

– А чего же вы не поддерживали его в 2004 году?

– Поддерживал, но морально, иначе я не мог. К тому же, ко мне никто не обращался, кроме там одного авантюриста по фамилии Трофименко, который строил торговый центр “Троицкий” у стадиона “Олимпийский”. У нас были какие–то разговоры о поддержке Ющенко, но они так ничем и не закончились.

– Вас, кстати, не задевает, что Ахметов по оценкам богаче вас?

– Вообще нет. Мне все равно.

– Кто из нынешних топ–бизнесменов самый перспективный?

– Ну, Ахметов перспективен. Наверное, Жеваго. Может быть, Пинчук, если откроется второе дыхание. А кто у нас еще? Я особо никого не помню из топ–10, и они уже надоели. А кто там на 20-ом, 30-ом месте? Вы помните? Вот там надо искать перспективу развития.

– Какой минимальный предел для вашего бизнеса. Где черта, которая определяет: вот этот бизнес для меня слишком мелкий, а сюда я уже готов входить?

– Все определяется эмоциями, ощущениями, мне должен быть интересен проект. Но я не войду в бизнес стоимостью в 100 тысяч долларов.

– Какая минимальная годовая прибыль может вас заинтересовать?

– В зависимости от вложений, может, от 50, 100 миллионов долларов в год.

– Неужели, например, 1+1 – это бизнес, который приносит 50 миллионов долларов?

– Мы не можем оценить доходы этого бизнеса. В этом случае прибыль не является чем-то, отраженным в бухгалтерии. Телеканал – это еще и инструмент влияния.

– У вас есть амбиции управлять телеканалом как бизнесом?

– А я и не собирался управлять этим активом, этим должны заниматься специалисты и журналисты. Любое вмешательство акционеров в редакционную политику ведет к потере стоимости.

– Тогда объясните, почему, например, сайт УНИАН часто выполняет роль информационного рупора интересов группы “Приват”. Получается, что вы декларируете одно, а ваши ресурсы поступают иначе?

– Сайт УНИАН выполняет интересы не группы “Приват”, а тех, кто приходит на сайт УНИАН и, допустим, получает там информационную поддержку. Они о чем–то договариваются с теми, кто управляет. Я говорю о том, что нельзя покупать или входить в какой–то медиабизнес, с целью сделать из него инструмент влияния.

– Но создавать с такой целью свой ресурс можно?

– Если ты создал и можешь этим пользоваться, то пользуйся, если есть такая возможность.

– Почему же тогда, как говорят, вы неоднократно высказывали опасения, чтобы “Украинскую правду” не купил Ринат Ахметов?

– (молчит) Ну, скажем так, мне это было бы неприятно. Просто неприятно.

У меня в Женеве дома первая страница – “Украинская правда”. Если ваше издание купит Ахметов, мне придется менять стартовую страницу. А иначе получится следующее: просыпаюсь я утром, беру чашечку кофе, подхожу к компьютеру, а там Ринат Леонидович мне желает: “Доброе утро!”.

– И вы поменяете стартовую страницу на “Обозреватель”?…

– Нет, “Обозреватель” я не читаю. Там одно и то же: “плохая Тимошенко” и вообще, “все подонки”.

– Михаил Бродский вам не предлагал купить “Обозреватель”?

– Предлагал. Оценивал его то в 50 миллионов, то в 100 миллионов. Я сказал Бродскому: “Пожалуйста, сделай IPO, а я посмотрю, сколько это все стоит”.

– Если бы вам пришлось прожить жизнь еще раз, занялись бы бизнесом?

– Если бы я родился в том же 1963–м году, то да. Тогда невозможно было идти другим путем.

В самом бизнесе я вообще ни о чем не жалею. Можно даже говорить о жизни в целом. Но мне было бы, наверное, интересно прожить другую жизнь. Ведь чем мы занимаемся? Тиражированием денежных знаков.

– Если бы вы сейчас начинали свой бизнес, вы бы смогли так подняться?

– Дал бы на это 20 процентов вероятности. Я не знаю, чем бы я сегодня занялся как молодой специалист после института.

– Что бы вы сделали в бизнесе иначе, если бы могли начать сначала? Связывались бы с Пинчуком, Тимошенко, Суркисом, Григоришиным?

– Может быть, я бы по–другому выстраивал с кем–то отношения. Например, ты имеешь хорошие отношения с Суркисом, а он поругался с Григоришиным. Григоришин, с которым ты тоже в хороших отношениях, ждет от тебя чего–то, что ты не можешь ему дать. Его ожидания завышены. У Суркиса тоже завышены, но он менее болезненно это воспринимает.

В итоге Григоришин, будучи человеком мстительным, начинает мне строить какие–то козни… Вот так все и крутится.

Но, по большому счету, у меня нет личных конфликтов. Если это бизнес, то личных конфликтов вообще не может быть! А многие вещи просто проходят.

Я не могу сказать, что мне кто–то нанес какие–то непоправимые оскорбления или обиды. Хотя я могу не поздороваться с человеком, с которым у меня нет личного конфликта. Есть люди, которые занимаются тем, что мне просто не нравится.

– Почему вы переехали жить в Швейцарию?

– Я не живу в Швейцарии. У меня в Женеве живет сестра с семьей, там же учится моя дочь. Поэтому я очень часто там бываю.

– Хорошо, почему же ваши родственники не живут в Украине, не учатся в этой прекрасной стране, которую вы так защищаете от монополизации?

– Сестра вышла замуж за израильтянина, поэтому она живет в Женеве с мужем. А дочери надоело жить в Украине с охраной.

Она у меня учится на экономиста, уже поменяла второй вуз. Первый раз, когда она поступила, это была психология, социология. Хотя я ей сразу говорил: “Не надо туда идти, тебе не понравится”. В итоге ей там действительно не понравилось, она его бросила и перешла в другой вуз. Сейчас моя дочь работает у моей сестры в галерее и учится.

– Сколько вы даете денег на карманные расходы дочке?

– Пять тысяч франков в месяц на все расходы, кроме аренды жилья.

– Вы будете привлекать своих детей к бизнесу?

– Нет. Я не считаю, что детей или родственников надо привлекать к семейному бизнесу. Я бы не хотел, чтобы они занимались бизнесом.

– А куда денется все ваше состояние? Вы планируете передать что–то по наследству детям?

– Может быть, к тому моменту, когда я пойду на пенсию, это будет в какой–то цивилизованной форме, и этим можно будет каким–то образом управлять. Не заниматься бизнесом, а управлять. Сегодня же бизнес требует личного руководства.

– Зачем вам двойное гражданство – Украины и Израиля? Ведь законодательство Украины это запрещает.

– Нельзя получить украинское гражданство, имея другое. А, имея украинское, можно получить гражданство другой страны.

Я давно получил гражданство Израиля, еще в 1995 году. Тогда все вообще по–другому виделось. С одной стороны, я собирался эмигрировать из СССР в Израиль. Но Америка была уже закрыта, потом я колебался, в итоге не ехал.

А уже когда первый раз я попал в Израиль в 1992 году, то появились какие–то эмоции, проснулись спавшие хромосомы, в общем, голоса предков, особенно в Иерусалиме… Но эта тема отдельного разговора.

– Существует благотворительный фонд Рината Ахметова, фонд Виктора Пинчука. Будет ли создан фонд Игоря Коломойского?

– Искренне вам ответить? Не собираюсь ничего такого делать только потому, что есть все эти перечисленные вами фонды. Я занимаюсь благотворительностью, но считаю, что публично это делать не надо.

– Сколько примерно составляет ваш фонд благотворительности – в месяц или в год?

– Я никогда не считал и по–другому к этому отношусь. Я не могу понять философию Пинчука или Ахметова. Что это?! Пиар? Если ты хочешь потратить 10, 20 или 100 миллионов долларов, так потрать, не надо шуметь и пиариться. Чего орать об этом?

А реакция на эти поступки только одна. Если сделка с “Днепроэнерго” приносит миллиард, ну тогда можно и 100 миллионов потратить на благотворительность (смеется).

Или возьмем Пинчука – сначала стащить НЗФ с “Криворожсталью”, а потом фонды или музей открывать?!

А какие ощущения у обычных людей? Думаю, такие же, даже еще более радикальные.

– Личный фонд – это элемент публичности.

– Это не элемент публичности, а инструмент пиара. Мне лично пиар не нужен, поэтому я не считаю нужным заниматься благотворительностью в таком виде.

Я занимаюсь благотворительностью хаотично, нецеленаправленно. Как придется, так и делаю, поддаваясь только сиюминутным эмоциям.

– Вы все можете себе позволить в этой жизни?

– В принципе, да, но мне ничего необычного не нужно.

– Полет в космос можете себе позволить?

– Наверно, могу. Но не полечу. Это просто бессмыслица, соревнование потребления. Вот я бы не хотел, чтобы мои дети занимались бизнесом. Это не интересное занятие. Занятие бизнесом – это, в принципе, вынужденное решение, для того чтобы прокормить себя и свою семью.

– Если вы просто хотели прокормить семью, вы бы могли остановиться лет 5–10 назад. Положили в банк деньги, и все.

– А в бизнесе невозможно остановиться, невозможно выйти. Поверьте, есть вход, но нет выхода. У тебя постоянно какие–то незавершенные проекты. Например, мы занялись ферросплавным бизнесом в 1994 или 1995 году, а он еще до сих пор не завершен. Остановиться сложно, у тебя есть партнеры, компаньоны, кто–то согласен делать так, кто–то – иначе.

– То есть, вы стали жить жизнью других людей?

– Сто процентов! Когда–то я сказал себе, что в 40 лет выйду на пенсию. А мне уже 45, и я еще не вышел.

Хотя я в 40 лет кардинально поменял ведение бизнеса. Я перестал заниматься текущими делами.

Сегодня я не занимаюсь текучкой, а только глобальным планированием. Иногда я концентрируюсь над какими–то важными моментами, в чем–то участвую. Но того, как я занимался этим до 40 лет, уже нет. Сидеть в офисе с утра до вечера, что–то считать, обсуждать, советы директоров, совещания… Надоело.

Вторая часть интервью. Первую часть интервью читайте здесь – Коломойский: «Если президентом станет Тимошенко, я себя вижу в эмиграции»

– Кто для вас лучше – премьер Янукович или премьер Тимошенко?

– Все–таки Тимошенко.

– Почему?

– Потому что при премьере Тимошенко я не знаю случаев, когда такую компанию как “Днепроэнерго” взяли, размыли акции, забрали их, может быть, даже законным путем. У государства было 76% акций, а вдруг оказалось 51%.

Я знаю, что это все произошло при Януковиче. Как происходили многие другие вещи в 2004 году. Например, Криворожсталь, а еще Укррудпром и Никопольский завод ферросплавов.

Мы все должны отдавать себе отчет в том, что Янукович и компания – это устоявшаяся, хорошо структурированная, сплоченная и циничная промышленно–политическая корпорация, которая убеждена, что ее интересы выше интересов страны и народа, живущего в этой стране.

Для нее власть – это и цель и средство, и они ни перед чем не остановятся на пути к власти и для удержания этой власти. Пусть рухнет Украина, но останется Партия регионов.

Тимошенко – это другой, не менее тяжелый случай. Она классическая “черная вдова” в политике. Она одиночка и власть для нее представляет абсолютную ценность, а идеологически она явный троцкист. Причем это сидит внутри нее, и сама она не может это осознать. Будучи олигархиней–неудачницей, она ненавидит любой капитал, а особенно крупный. И этот замес троцкизма и поломанной бизнес–карьеры в сочетании с мстительностью дает гремучую смесь.

Слабую же надежду на позитив дает ее внутренне одиночество – вокруг нее пока еще нет сформировавшейся устойчивой компании по интересам.

– Критикуя сегодня Тимошенко, вы лукавите, потому что ранее вам удавалось находить с ней общий язык. Более того, во многом из–за вас ее отправили в отставку в 2005 году – Тимошенко обвиняли в том, что она лоббировала ваши интересы. У вас есть угрызения совести?

– Я не могу сказать, что отставка Тимошенко произошла из–за меня. А значит, у меня нет угрызений совести. Скорее, Тимошенко сняли из-за ее желания сводить личные счеты с Пинчуком – немедленно, сегодня и бесповоротно. А у нас совпали в этот момент интересы.

– Но в то же время по вопросу отбора “Днепроэнерго” у Ахметова вы открыто помогаете Тимошенко…

– А мы не ей помогаем, мы себе помогаем. Дело в том, что история с НЗФ, с Криворожсталью ни для кого не стала холодным душем. Не стала! Скажите, какой смысл бороться за НЗФ, если 2005 год никого и ничему не научил.

Всей стране было показано, что когда они стащили Криворожсталь, а потом у них ее отобрали, то это просто невезение, несчастный случай. А десять других объектов не отобрали и теперь можно смело продолжать воровать дальше. Действиями на “Днепроэнерго” рекламируется метод – ты сначала можешь стащить, а потом торговаться, сколько дать, чтобы оставить это себе!

– Довольно странно слышать это вас! Вас считают циничным и часто переступающим через договоренности. И теперь человек с таким имиджем хочет играть роль борца за справедливость и третейского судьи.

– (долго молчит) Вы знаете разницу между хомячком и крысой? Разница в пиар–обеспечении. Хомячок такой маленький, симпатичный, домашнее животное, дети любят, играются. А крыса – отвратительное мерзкое животное, от которой женщины падают в обморок. А разница только в одном – в пиар–обеспечении.

– Вы тратите на пиар–обеспечение немало средств…

– Я не трачу на имиджевое обеспечение. Более того, все эти легенды, которые мы слышим – это же легенды людей, которые со мной, может, и не знакомы.

Про РосУкрЭнерго

– Почему вы думаете, что окажетесь при Тимошенко в эмиграции?

– Видите, Тимошенко стала премьер–министром в декабре. Я этого тоже очень хотел, и прикладывал определенные усилия.

– Какие?

– Моральные, не только материальные. Я считал, что должна состояться демократическая коалиция, при том, что была очень тяжелая ситуация, 228 депутатов – это нестабильный состав. Может быть, на каком–то этапе необходимо будет сделать и широкую коалицию. Но мне кажется, что сегодня страна к этому еще не готова.

И вот, как только Тимошенко пришла к власти, то сделала свои первые шаги в газовом вопросе. Итог – мы получили газовую войну.

Причем, я так понимаю, она из последних сил держалась декабрь, мы отгуляли Новый год, и с января она не сдержалась и начала пересматривать газовые договоренности.

Может быть, система поставок газа была непрозрачной, что–то еще не так. Но если тебе не нравится, что она непрозрачная, это не повод данную систему отменять, ломать или рушить. Это повод попытаться сделать ее прозрачной.

Тимошенко не нравится господин Фирташ, потому что когда–то РосУкрЭнерго стало на место Итеры, а господин Макаров (руководитель Итеры) был более симпатичен… То есть она убирает Фирташа просто на основе каких–то своих личных чувств, личных эмоций, личных симпатий и антипатий.

Но это же не позиция премьер–министра! Позиция премьер–министра – это благо стране, экономике, предприятиям и народу. А данным благом является цена на газ, которую имела Украина.

– Постойте, вы же сами боролись с РосУкрЭнерго год назад!

– Да, мы боролись. Но бороться с РосУкрЭнерго – это не значит взять и уничтожить данную структуру.

Ведь что такое РосУкрЭнерго? Это совместное предприятие, в котором 50% принадлежит Газпрому, а вторые 50% – господам Фирташу и Фурсину. И эта компания имеет какие–то контракты, обязательства до 2028 года по каким–то приемлемым, очень симпатичным ценам.

Если тебе не нравятся они, так пригласи Фирташа, или поручи Дубине пригласить Фирташа, и сказать: “Не хочет ли господин Фирташ продать свою долю в РосУкрЭнерго”?

– Допустим, за три миллиарда долларов? Но это же пустышка!

– Мы же не знаем, пустышка ли. Покажите мне результаты дью–дилидженс!

– А вы бы купили 50% РосУкрЭнерго?

– Я вам ничего не могу сказать подробно, но я веду сейчас переговоры на данную тему. Я решил провести дью–дилидженс компании РосУкрЭнерго.

– С кем вы ведете переговоры?

– С Фирташем – о продаже его доли и доли Ивана Фурсина в РосУкрЭнерго.

– То есть, вам не отказали?

– Нет.

– Когда начались эти переговоры?

– Где–то месяц назад.

– Что вас интересует в РосУкрЭнерго?

– Меня интересуют контракты на газ.

– Они же на “Газпром” оформлены, просто даются в пользование РосУкрЭнерго – разве не так?

– Мы же не знаем, на кого они оформлены. Для того, чтобы что–то купить, компании, которая изъявила свое желание купить – а я изъявил такое желание – дают возможность при определенных условиях, подписания договора конфиденциальности, провести дью–дилидженс.

– Ок, сколько вам не жалко за половину РосУкрЭнерго?

– Не могу пока сказать. Если то, о чем говорилось в прессе, окажется правдой, то я считаю, что эти 50% стоят не меньше 2–3 миллиардов долларов. Не меньше! Хотя там может оказаться такое, что завтра и 5 миллиардов долларов будет не жалко.

– Вы не боитесь вступить в одну компанию с Газпромом? Вы же понимаете, что завтра “Газпром” скажет вам как новым партнерам: “Ребята, извините, но мы все отменяем по газу”.

– Нет, он не может так сказать. Газпром относится к тем организациям, которые выполняют подписанные соглашения очень строго и жестко. Иметь такую компанию как Газпром в партнерах – я считаю это за честь.

Если Украину не устроит тот газ, который будет у РосУкрЭнерго, то компания будет продавать его в другом месте. В Европе, слава богу, потребителей много.

Про Днепрэнерго

– Почему вы выступаете за то, чтобы лишить Ахметова права управлять “Днепроэнерго” при его 44%, если вы сами управляете “Укрнефтью” при 42%?

– Я его не лишаю права менеджировать, даже если у него будет 1%. Но при чем тут акции государства, которые оказались у него? У Ахметова не было 44%. Если ты менеджируешь, пожалуйста, бери свои менеджерские, пусть тебе платят зарплату, бонусы, но это не значит, что тебе должны подарить акции.

– Может, вы ревнуете Ахметова, что он оказался проворнее, смог договориться с чиновниками эффективнее вас и получить контроль над “Днепроэнерго”?

– Я очень уважительно отношусь к Ахметову, особенно к его проворству. Он очень проворный человек. (Смеется.)

– За что вы боретесь в конфликте с “Днепроэнерго”?

– Начнем с того, что “Днепрэнерго” не рассчиталось по своим долгам с группой “Приват”. У нас есть маленький пакет, но он настолько незначительный, что не позволяет нам говорить о том, что мы крупные акционеры.

Мы никогда не претендовали на то, чтобы менеджировать эту компанию. Но мне не нравится то, как это было сделано – пользуясь админресурсом и тем, что Янукович был премьер–министр и все вопросы приватизации можно было решить в рамках трех или четырех кабинетов, просто передать друг другу обходной лист, все подписать, и перевести акции из государственного кармана в собственный. Вот это мне не нравится.

– То есть, вы боретесь за справедливость?

– С одной стороны, за справедливость, а с другой – за свой интерес.

– А что важнее?

– Я могу сказать, что сначала справедливость, а потом интерес, но мне не поверят, скажут, что сперва интерес, а потом справедливость. На самом деле здесь совпадение личных интересов и борьбы за справедливость.

Мой интерес заключается в следующем: я не хочу, чтобы меня, группу “Приват” или любую другую компанию в Украине, кроме СКМ, обделяли возможностью участия в том, что мы считает для себя нужным.

Я за то, чтобы у всех были равные возможности, прийти, поучаствовать в конкурсе. Но не под одного покупателя, который был и по “Криворожстали”, или по НЗФ.

– Сколько вы уже потратили денег на конфликт по “Днепроэнерго”?

– Поверьте, бюджет неограничен. (Усмехается.)

– Если бы вам предложили, вы бы купили акции “Днепроэнерго”?

– Я не знаю. Эта компания очень дорогая, перспективная. Но давайте посмотрим с экономической точки зрения. Долги “Днепроэнерго” составляли миллиард гривен, то есть 200 миллионов долларов. А сколько стоит Днепрэнерго? Не меньше 3 миллиардов долларов.

“Днепроэнерго” находилась в банкротстве, потому что она не рассчитывалась за 200 миллионов долларов. Но это – не критическая сумма, не такая, чтобы надо было выпускать новые акции, причем 44%. Кто проводил оценку компании? Во сколько оценены эти акции? Как получилось, что для погашения 200 миллионов надо отдать 44%? Хотя я считаю, что 44% от 3 миллиардов стоит 1 миллиард 200 миллионов. Так куда делся по дороге миллиард и кому он достался?

– Как вы думаете, кому?

– Тому, кто сегодня владеет этими акциями.

– Если завтра будет повторная продажа компании “Днепроэнерго”, вы будете участвовать в аукционе?

– Надо посмотреть, кто будет участвовать. Будет ли еще кто–то, кроме Рината Ахметова, в чьи руки попадет и так далее. Для нас это важно, потому что нам нужны прозрачные условия на формирование цены.

Вообще мы не рассматривали “Днепрэнерго” как объект нашего пристального интереса. Но будем думать.

При Никопольский завод ферросплавов

– Вы вот возмущаетесь историей с “Днепроэнерго”… А если бы вам Ахметов предложил купить половину “Днепрэнерго” в том виде, в котором оно выглядит сейчас? Ведь вы готовы входить в РосУкрЭнерго, которая на теневой схеме построила свой бизнес, вы могли бы так же войти в “Днепрэнерго”.

– Сразу отвечу – я бы не купил “Днепроэнерго” в таком виде. У нас была подобная история с Пинчуком.

У нас была подписана бумага в 1999 году, что мы вместе должны участвовать в приватизации Никопольского завода ферросплавов. Перед приватизацией он требовал переуступить ему часть сырьевого бизнеса – Марганецкий и Орджоникидзевский ГОКи. Но мы не сошлись в цене.

Кроме этого, мы не сошлись, когда я сказал, что за НЗФ надо платить рыночную цену. На вопрос Пинчука “почему?” я сказал: “Если не рыночная, то завод отнимут”. Так и сказал – отнимут!

– Но в итоге вы договорились с Пинчуком, и история с НЗФ вообще закончилась. Вы боролись с Пинчуком, боролись, а потом вступили с ним в сговор и согласились работать по его схеме с учетом своего интереса.

– Мы сделали все, что могли. Мы настолько поддерживали государство, что оно умудрилось выиграть у Пинчука все суды, он не мог ничего поделать, и эти акции надо было возвращать государству. Однако во главе Фонда госимущества оказалась социалистка Семенюк, которая посчитала, что народ Украины уже так отвык от НЗФ, что возвращать его не надо.

– Но и вы наступили на горло своей собственной песне, и согласились на союз с Пинчуком!

– Нет, мы не наступили на горло своей собственной песне. Спорный пакет находится у Пинчука, и, насколько мне известно, государство сейчас возобновило свои попытки его вернуть. Правда, не совсем успешно. Тимошенко подписала иск в Хозяйственный суд Днепропетровской области от имени Кабмина, сама его подписала!

– Как вы сошлись с Пинчуком вокруг НЗФ, о чем договорились?

– У Пинчука был спорный пакет 50%+1 акция, и был бесспорный пакет процентов 23%. А у нас было в районе 26%. Под нашим контролем совместно с Пинчуком на сегодняшний день находится порядка 49%. Этого достаточно, чтобы менеджировать предприятие. Кроме того, у Пинчука есть пакет 50%+1 акция, который является спорным.

Если говорить юридическим языком, мы оформили все свои договоренности где–то в ноябре 2006 года.

– В чем состояло ваше понятийное примирение с Пинчуком?

– В том, что, имея наших 26% и его 23%, то есть больше 40%, этого достаточно, чтобы удерживать контроль над НЗФ.

– И как вы работаете? Вы делите прибыли пополам?

– Нет. Это вопросы, которые носят конфиденциальный характер. Мы работаем в том соотношении, которое отражает наличие активов у нас и у него активов. Кроме НЗФ ведь есть же еще другие активы, к которым Пинчук никакого отношения не имеет. Поэтому, имея свой актив 23% на НЗФ, он перешел на единую акцию.

Ведь есть Марганецкий ГОК, есть Стахановский ферросплавный завод, есть Запорожский ферросплавный. То есть, мы взяли все наши интересы во всех этих предприятиях и слили в одну большую кастрюлю.

– То есть, Пинчук сейчас пассивный акционер?

– Да.

– Сколько акций в этом условном холдинге принадлежит вам?

– Если я вам скажу, то вы поймете, сколько у Пинчука. Я не могу назвать конкретную цифру, потому что он меня завтра засудит.

– Какую роль играли в вашей мировой сделке представители “лужниковской группы” Бабаков и Воеводин? Говорят, Пинчук остерегался иметь дело с вами один на один, и позвал их в качестве посредников, за что они выкупили определенную долю. Были ли переговоры, в которых принимали участие вы, Пинчук и Спектор?

– Спектор иногда присутствовал на переговорах. Правда, он представлял Пинчука, который его нанял.

– То есть он был как арбитр?

– Не совсем. Я не знаю тонкостей взаимоотношений Пинчука и Спектора, но они у них наверняка есть. Меня Пинчук спросил: “Можно ли, чтобы присутствовал Михаил Спектор”? Я не возражал, но спросил: “У Спектора будет интерес, если у нас возникнут какие–то опционы, взаимоотношения?”.

Пинчук ответил, что “у нас есть определенные договоренности, и они будут как–то реализованы, но ты будешь иметь дело со мной”. Пинчук объяснил, что хочет, чтобы о наших взаимоотношениях кто–то слышал. Я так понимаю, что есть какие–то договоренности у между Пинчуком и Спектором

– Пинчук опасался иметь дело с вами и позвал его для участия?

– Слово “опасался” мне не очень нравится.

– Боялся?

– “Боялся” – еще меньше нравится. Но Пинчуку было не совсем комфортно, потому он хотел к кому–то прислониться. (Смеется.)

Про отношения с Тимошенко

– У вас была понятийная договоренность с Юлией Тимошенко против Виктора Пинчука отбору Никопольского завода ферросплавов в 2005 году? Вы встречались во время этого конфликта?

– Нет, договоренности не было. Мы не встречались. До осени 2006 года в последний раз я видел Тимошенко в 1999 году.

– При каких обстоятельствах это произошло в 1999 году?

– Как раз тогда мы обсуждали вопрос Южного горно-обогатительного комбината. Наши акции не хотел перегистрировать регистратор, которого тогда контролировала Тимошенко.

– Но в итоге вам все-таки переоформили эти акции – по доброй воле Тимошенко?

– Нет, вопреки.

– То есть, у вас был конфликт?

– Ну конечно. Когда–то был.

– Правда, что в итоге после назначения Тимошенко премьером доплатили вы за Южный горно-обогатительный комбинат?

– Мы сегодня на эту тему говорить не будем. Сегодня об этом нельзя говорить.

– Но ваш ответ означает, что доплата все–таки была, только вы не говорите сколько!

– Ну почему? Зная мою репутацию, все могут подумать, что я шельмую, лукавлю или блефую.

– А как вы тогда примирились с Тимошенко?

– Мы не примирились. Все еще впереди. Примирение впереди!

– Сейчас вы по прежнему партнер Юлии Тимошенко по конфликту вокруг НЗФ?

– На сегодняшний день у нас нет интересов, мы занимаем нейтральную позицию по НЗФ. Но если государство будет продавать свой пакет акций, который сейчас спорный, мы будем участвовать в его покупке.

– А будете, как в 2005 году поддерживать Юлию Тимошенко – плакаты развешивать, акции устраивать?

– Нет, не будем.

– Получается, что вас устраивает существующее положение дел на НЗФ?

– Нет, пусть Тимошенко попробует сама хоть что–то сделать.

– С одной стороны, получается, что Тимошенко воюет с вами на Кременчугском НПЗ, с другой стороны, она – ваш союзник в деле возвращения “Днепрэнерго”. Как такое может быть?

– А в чем Тимошенко наш союзник? Я считаю, что в “Днепроэнерго” она вообще помогает Ахметову. Тимошенко не выполнила предвыборные обещания и не борется за возврат предприятия.

– Вы сейчас подстрекаете Тимошенко к активным действиям?

– Нет, не подстрекаю. Тимошенко вообще ничего не делает в вопросе “Днепроэнерго”. Ей достаточно было росчерком пера отменить полностью незаконное постановление Януковича о допэмиссии. Потому что существует прямая норма закона – нельзя погашать убытки и долги предприятия путем выпуска дополнительной эмиссии.

Тимошенко должна была просто отменить постановление, но она затеяла такие вещи! Я думаю, что если она этого не делает, значит, есть какие–то тайные или явные договоренности, она ведет какой–то диалог с Партией регионов под столом. Вспомните, например, многообещающее первое чтение закона о тендерных закупках. Она же проголосовала вместе с Регионами, при том, что “Наша Украина” не голосовала.

Это важный вопрос, потому что Тендерная палата… Если бы они там просто зарабатывали деньги, но они же парализовали экономику. Вот у нас стоит 600 заправок “Укрнефти”, потому что мы не могли закупить нефтепродукты.

– Вы действительно готовы продать свою долю акций в “Укрнефти”?

– Если все так будет и продвигаться дальше, то, наверное, готов.

– Сколько вы готовы за нее просить?

– Сегодня капитализация компании упала, она не стоит и 4 миллиардов. Если мы будем продавать, мы вместе со всем – с бензином, заправками, инфраструктурой, бензовозами, нефтебазами.

– Кто мог бы выступить покупателем “Укрнефти”?

– “Укрнефть” очень ценят все российские компании. Я, кстати, думаю, если “Газпром” купит “Укрнефть”, он очень легко справится со всеми проблемами в Украине, с которыми сейчас сталкиваемся мы. Они просто включат это в пакет каких–то политических договоренностей и скажут, что “тут нас ущемляют”.

А я считаю, что сейчас происходит нарушение прав акционеров со стороны Тимошенко. Нельзя так относиться к компании, в которой 50%+1 у НАКа, а 50%–1 у частных акционеров. Таких же частных, как в Семиренковском месторождении, где Рудьковский и Шуфрич имеют по 50%, как в Полтавской газовой компании, где акционеры – англичане.

Надо или ликвидировать компанию и разделить ее 50/50, или вести себя цивилизованно. Проблема в том, что надо менять законодательство. В первую очередь закон об акционерных обществах.

– Вы готовы к тому, чтобы уменьшить кворум для проведения собраний акционеров?

– Мы не возражаем. Только надо прописать и защитить права всех остальных. Вот сейчас Боголюбов покупал в Австралии компанию. По их законам защищен даже тот, у кого всего 1% акций.

Новый закон об акционерных обществах оживил бы фондовый рынок. Мы бы создали то, о чем мы очень много и долго говорим, а не тот уродец, который у нас существует.

Про Кременчугский НПЗ

– Один из свежих конфликтов – вокруг Кременчугского нефтеперерабатывающего завода? Какое сейчас распределение долей на НПЗ? Кто и сколько контролирует?

– Все контролирует директор Павел Овчаренко. Мы не вмешиваемся.

– То есть вы не зарабатываете на Кременчуге?

– На самом Кременчуге – нет.

– Как вы вообще оказались акционером Кременчугского НПЗ?

– Фактически мы помогали Александру Ярославскому. Если бы в 2004 году к власти пришел Янукович, в интересах Ярославского должны были восстановить Овчаренко в должности руководителя предприятия. Были такие договоренности.

Но к счастью, случилась оранжевая революция, Янукович не стал президентом. И все обязательства были списаны, долгов нет.

А потом вдруг произошла реинкарнация Януковича! Никто не ожидал, а она свершилась – в 2006 году Янукович стал премьер–министром.

Я уже не говорю, что Януковичу надо было вспомнить всех, кто с ним шел на президентские выборы. Ему помогало достаточно большое количество людей. Тигипко, например, начальник штаба, Медведчук там бился головой об стенку в администрации Кучмы, много других…

Было большое количество людей, которых не брали в список Януковича, и даже не предложили, несмотря на их достаточно серьезные заслуги перед Януковичем в 2004 году. Вот Ярославскому, например, тоже не предложили.

Кстати, в 2006 году Янукович мне лично предлагал войти в список Партии регионов.

– За сколько?

– Ни за сколько, просто. Все–таки, Днепропетровск, крупный капитал, знаковая фигура и так далее.

– Ему важно было размыть влияние Ахметова.

– Мы не знаем, какие у него были мотивы и эмоции. Но я поблагодарил, сказал: “Большое спасибо, но нет”.

Когда Ярославский потерял надежду вернуть Овчаренко руководителем Кременчугского нафтеперерабатывающего завода, мы купили у него пакет акций, даже не знаю точно, сколько процентов. С точки зрения получения дивидендов – это незначительная доля.

Но мы купили акции у Ярославского потому, что Кременчугский НПЗ – это закрытое акционерное общество, продавать акции кому попало было нельзя, надо предложить сначала всем остальным. И нам нужно было получить право участвовать в закрытой покупке.

Мы застолбили эту позицию, чтобы дождаться своего случая, когда кто–то будет продавать – или государство, или татарская “Татнефть” (смеется). Мы хотели иметь право первой руки и предложить большую цену.

Нас (нынешний) директор Овчаренко устраивает больше, чем (бывший) директор Глушко. К тому же была реальная опасность, что, как и “Днепроэнерго”, пропадет и Кременчугский нефтеперерабатывающий завод, потому что было накоплено 4 млрд. долгов, с помощью господина Зубика (депутат от Партии регионов) и его компаний.

– Какой тогда вам смысл держаться за Кременчугский НПЗ?

– Это знаковое предприятие вообще во всей отрасли. Мы не хотим, чтобы он достался непонятно кому. Мы не хотим, чтобы нефтезавод ушел в российскую “Татнефть”.

Фактор Кременчугского НПЗ – это стабильность на всем рынке, где мы – также большой игрок.

А все планы, которые сейчас выстраивает Юлия Тимошенко это несерьезно! Например, когда они туда привели Пашинского (депутата от БЮТ на пост руководителя завода)… Я лично с ним не знаком, но говорят, что это какая–то одиознейшая личность, с которой связаны все кризисы с сахаром, мясом, еще чем–то. Мне сказали, набери прямо в Google.com “Пашинский” и там прямо золотые вербы!

– Сама Тимошенко с вами обсуждала ситуацию с Кременчугом?

– Мы обсуждали вопрос Кременчуга, когда Тимошенко стала премьер–министром в конце 2007 года. Я рассказал, что государство семимильными шагами идет к тому, чтобы обрести контроль в 60+1 над заводом. Она была не в курсе.

Сегодня есть еще второй вопрос, связанный с 38%, которыми владеет в Кременчугском НПЗ российская “Татнефть”.

Когда создавалось это предприятие, там прописывались обязательства. Добывающее предприятие – Татнефтепром, что–то такое – должно было поставлять нефть, или хотя бы давать дивиденды.

– Вы намекаете на то, что теперь татары могут потерять еще долю?

– Я думаю, да.

– Вы хотите их вытеснить вообще?

– Я не сказал, что “я хочу”.  Я считаю, что в принципе “Укртатнефть” как предприятие надо ликвидировать. Потому что первоначальные задачи участников, которые создавали это предприятие, не были реализованы. А Кременчугский НПЗ должен вернуться государству как целостный имущественный комплекс.

– Все вернуть государству… НЗФ, “Днепроэнерго”, теперь – Кременчугский НПЗ. Вы какой–то Робин Гуд! У вас по научному коммунизму тоже было 5?

– Да.

– Может, вы просто пойдите на зарплату в ФГИ народным адвокатом?

– Я подумаю над этим предложением.

– И долго ли еще вы будете говорить фразу “мы хотим вернуть государству”?

– Честно говоря, когда повторно продали Криворожсталь, мы думали, что передел государственной собственности закончился. Но оказывается (смеется), у нас есть и “Лугансктепловоз”, который ни с того ни с сего потихоньку вдруг подарили какой–то российской структуре.

Причем российская структура очень уважаемая. Я хорошо знаю ее акционеров. Мы с ними находились всегда в теплых отношениях, и даже были в некоторых проектах партнерами. Я совершенно не понимаю, зачем им была нужна вся эта история, чтобы этот завод забрать за заниженной в четыре-пять раз ценой. Они могут себе позволить купить в пять раз дороже.

– Но есть нюанс: в случае с “Лугансктепловозом” вы не рветесь возвращать ничего государству, не рисуете плакаты, не подаете в суды, не вводите Корбана в качестве акционера. Может, вы просто не заинтересованы в этом активе. Как, например, в “Днепроэнерго”?

– Мы и в “Днепрэнерго” не заинтересованы. Акции “Лугансктепловоза” вернутся государству, уже есть решение. А в случае с “Днепроэнерго” более острая ситуация – акции не вернулись государству.

Если бы акции вернулись государству, какая разница, кто бы сидел на предприятии? Пусть государство само определяет – у нее есть 76%, если нравится, чтобы управлял ДТЭК – это его дело!

– То есть, если вдруг Лугансктепловоз не вернут, вы будете за него бороться в интересах государства?

– Сто процентов. Но как можно вернуть “Лугансктепловоз”, когда у нас такая красавица сидит в Фонде госимущества, и ее оттуда просто никак не выковыряешь!

Продолжение интервью: Коломойский: Да, Я фанат Ющенка

В разгар Оранжевой революции в холле одного из днепропетровских телеканалов, принадлежащих группе “Приват”, установили свободный микрофон, чтобы дать всем желающим высказаться о событиях в стране.

Случайно в этот же день в офис канала приехал совладелец “Приватбанка” Игорь Коломойский. Выходя из кабинета директора, он чуть не попал в поле зрения камеры и решил подождать, пока закончится выступление очередного жителя города, агитировавшего против Виктора Ющенко. “Эти оранжевые сами воры, как и все остальные – посмотрите на их машины!”, – кричал в камеру здоровый детина.

Олигарх долго слушал обвинения в адрес оранжевых, а потом повернулся к стоявшему рядом другу и сухо добавил: “А ведь правду говорит, все они одинаковы. Третьяков и Порошенко небось не на трамваях разъезжают”.

Тем не менее, вот уже четвертый год Игорь Коломойский считается неизменным спонсором оранжевого лагеря украинских политиков. Не имея собственной политической партии, Коломойский оказывает на украинскую политику влияние, сопоставимое со степенью влияния главного спонсора Партии регионов Рината Ахметова.

Игорь Коломойский по праву может считаться самым закрытым олигархом в Украине. Сколотив огромное состояние, он нажил репутацию самого одиозного, жесткого и циничного бизнесмена страны.

У обыденного жителя его фамилия ассоциируется с чем угодно, кроме прозрачной структуры собственности, которой хвастается совладелец СКМ. Чаще всего старшего партнера группы Привата называют рейдером, мошенником, шулером и почти никогда – бизнесменом.

Это многочасовое интервью “Украинская правда” записывала в самом сердце группы Приват – в офисе компании “Сентоза” – одной из первоначальных основателей и нынешних учредителей “Приватбанка”. В большой холл с двумя бильярдными столами и аквариумом на всю стену невысокого роста олигарх зашел в джинсах и свитере.

О политике

– Вы считаете себя олигархом?

– Нет.

– Почему? У вас есть влияние на политику, и при этом вы являетесь бизнесменом.

– У меня весьма ограниченное влияние на политику – может быть, больше желания влиять, чем возможностей реализовывать эти желания.

– Что для вас политика?

– Игра. В какой-то мере это попытка быть честным самим перед собой – чтобы сказать, что я попытался сделать для того, чтобы видеть общество таким, как я себе его представляю.

– Каким должно быть общество в вашем представлении?

– Справедливым.

– То есть, вы социалист?

– Думаю, что я не социалист, но где-то больше социал-демократ. (Смеется)

– Вы довольны хотя бы одним человеком, которого вы ввели в политику или поддержали?

– Я не могу сказать, что я кем-то доволен, потому я никого в политику не вводил.

– Какие политические силы в Украине вы никогда не поддерживали?

– Коммунистов и социалистов.

– А Юлию Тимошенко?

– Поддерживал морально.

– Только морально?

– Да, скорее морально, чем материально. Возможно, была какая-то материальная помощь БЮТ на местах. Наши предприятия, которые находятся на территории Львовской или Ивано-Франковской области, не исключаю, вполне могли сотрудничать с местными ячейками БЮТ.

– Но ваши ребята Андрей Портнов и Станислав Олейник прошли по списку БЮТ в Верховную Раду!

– Да, но я не могу сказать, что они наши ребята. То, что написал Портнов о наших взаимоотношениях, очень близко к истине.

Я с ним периодически общаюсь, обмениваюсь мнениями, консультируюсь. Но работы в том понимании, как мы с ним работали, когда у него был свой адвокатский бизнес, нет.

А Олейника я вообще давно не видел и не слышал. Фактически с 2006 года мы не ведем с ним работу.

– Партию регионов вы поддерживали?

– Никогда.

– А лично Виктора Януковича?

– Когда были президентские выборы 2004 года, крупный бизнес добровольно-принудительно поддерживал Януковича.

– А Виктора Ющенко?

– Тогда мы не смогли поддержать Ющенко, но сейчас мы его морально поддерживаем на все 100 процентов.

– Сколько вы потратили на Оранжевую революцию?

– “Приватбанк” вообще не понес никаких затрат, а каждый из акционеров, думаю, выделял свои средства на те или иные мероприятия. Я лично на поддержку революции потратил до пяти миллионов долларов.

– Через кого эти деньги проводились?

– У нас было несколько каналов, начиная с Бродского. Сегодня еще не пришло время называть их имена.

– Сколько в “Нашей Украине” людей, ориентированных на вас?

– Я вообще считаю, что там нет людей, ориентированных на “Приват” или на меня лично.

– Как же, а Игорь Палица?

– Его можно назвать ориентированным на “Укрнефть”.

– Но вы же находитесь с Палицей в прямом контакте, правда?

– Да, конечно. Я считаю, что Игоря Палицу сегодня можно назвать классическим лоббистом… А вообще я не считаю, что кто-то вообще сегодня может оказывать влияние на “Нашу Украину”.

Может, благодаря тому, что это не такая большая по количеству структура. НУНС – это конгломерат различных политических сил. Каждая из них достаточно идеологизирована, туда входят состоявшиеся люди, с именем, которые не будут разменивать себя на поддержку или лоббирование чьих-то частных интересов. Тем более, если зачастую это будет идти против их совести.

– А Балога? Вы его поддерживаете финансово?

– Финансово – нет.

– А его новый проект?

– Он еще не объявлен. Я только слышал, что он вышел из “Нашей Украины”.

– Балога вам лично об этом рассказывал?

– Мы с ним обсуждали подобные версии развития событий. Говорили о том, что пришло время образоваться какой-то новой политической единице. Но я не почувствовал, что у Балоги есть глубокая вера в подобный проект и в то, что его реально создать в ограниченные временные сроки.

– Это обсуждалось вами с Балогой в рамках финансирования проекта?

– Нет. Это обсуждалось просто во время товарищеского обеда, поздравления с днем рождения.

– Насколько правдивы данные, что одно время вы были готовы финансировать “Пору”?

– У нас даже были переговоры с “Порой”, на которых был я, Корбан, Филатов (юристы-партнеры “Привата”) и кто-то из “Поры”, по-моему, Каськив.

Речь шла о помощи в финансировании “Поры” в 2006 году, а Борис Филатов то ли хотел идти по списку “Поры”, то ли ему это предлагали. Но потом все как-то не срослось.

– Правда, что вы выдвигаете требование к политическим проектам, которые будете поддерживать – чтобы там не было людей Пинчука?

– Если мы говорим о людях Пинчука, то расскажу такую историю. Как-то в 2006 году у нас состоялся разговор с господином Крейниным – он тогда был родственником господина Литвина: его сын был женат на дочери Литвина. И речь зашла о поддержке Народной партии.

Мы сказали, что у нас в Народной партии аллергическую реакцию вызывают несколько фамилий. Первая – это господин Еремеев, которого надо было выгнать из кассиров блока. Мы с ним были тогда не в очень теплых отношениях. У нас был бракоразводный процесс на Дрогобычском нефтеперерабатывающем заводе, он уходил с предприятия, мы заходили.

А второе – мы слышали, что по списку Литвина идет госпожа Чеботарева (в то время – один из руководителей “Интерпайпа”). На что мы сказали: “Только если Чеботареву исключат из списка, мы можем обсуждать этот вопрос”. Но это было сказано в виде шутки. Возможно, после этого и пошли слухи о нашем нежелании поддерживать проекты, в которых есть люди Пинчука.

– Вы поддерживали “Нашу Украину” во время обеих избирательных кампаний – и 2006, и 2007 годов?

– Поддерживал. И больше мы никому не помогали. Разве что Бродскому в последней кампании.

– Зачем? Вы же знали, что это непроходной проект?

– Бродский нас попросил о помощи. И мы даже в большей степени за его деньги его поддерживали. (Смеется.) Бродский в основном сам справился с этой задачей и профинансировал всю кампанию индивидуально, а мы были на подстраховке.

– Во сколько группе “Приват” обошлась прошлая избирательная кампания?

– Мы должны сразу поставить точки над “i”, потому что это все – мои личные проекты и мои личные игры в политику.

– Но эта ваша поддержка партий и блоков влияет на общий бизнес “Привата”!

– Это может влиять на общий бизнес, а может ведь и не влиять. Может влиять отрицательно, может положительно…

Допустим, Мартынов вообще глубоко аполитичный человек. А Боголюбов является категорическим противником участия в политической жизни. Поэтому моя поддержка тех или иных политиков не имеет отношения к общему бизнесу.

– Тогда скажите, во сколько вам лично обошлись избирательные кампании 2006 и 2007 годов?

– Мне лично две кампании обошлись миллионов в 40 долларов.

– То есть, вы потратили в восемь раз больше, чем на Оранжевую революцию…

– Да. Мы тратили деньги не для того, чтобы заработать.

– А для чего? Повеселиться?

– Мне один товарищ из Москвы рассказал реакцию Березовского на картинку в телевизоре во время Оранжевой революции. Когда он обсуждал вопрос, сколько потратил денег, то от Березовского якобы звучала фраза: “Да, 40 миллионов, конечно, жалко, но зато какая массовка!”. (Смеется)

– У вас такие же ощущения?

– Нет, у меня не такие ощущения. Дело в том, что Березовский живет в Лондоне, и его Украина может волновать чуть больше, чем Грузия. А может, и меньше.

– Вы с Березовским общаетесь?

– Я с ним даже не знаком. Видел его один раз в жизни в 1999 году на инаугурации Кучмы. Он пролетел мимо, вокруг него был ореол свиты, все хотели с ним поздороваться… Ну, я со стороны за этим всем посмотрел. А так – не имел чести быть представленным.

– У вас еще был один уникальный проект – это Селянская партия на выборах 2006 года. Там в избирательном списке были Мартынов и Палица. Расскажите, как их угораздило?

– Этот проект возник неспроста. (Смеется.) Насколько я знаю, Мартынов у нас увлекается вертолетным и авиа-спортом, и на этой базе у него есть разные друзья. И один из них, по-моему, оказался лидером этой партии, он втянул Мартынова в этот проект, записал его в пятерку. Может, за каким-то застольем они и Палицу пригласили в “теплую компанию”. Но там я не потратил ни одной копейки, они расходовали свои личные средства. (Смеется.)

– Давайте поговорим о легендах вокруг Коломойского. Фраза “лохов надо кидать” – вашего авторства?

– Нет, вообще не моего. Я, кстати, к слову “лохи” очень плохо отношусь и считаю, что это не очень достойное слово.

Если словом “лох” в обычном понимании принято называть потребителей, народ, обывателей, то в моем понимании слово “лох” ассоциируется с человеком, которого надо обманывать, кидать или каким-то образом вытягивать из него его сбережения.

Поэтому я не очень хорошо отношусь к слову “лох”, ведь аферизм и мошенничество мне не очень симпатичны.

– Вторая коронная фраза, которую приписывают вам – “я не плачу налогов и не возвращаю долги”.

– Это легенда господина Выдрина.

Видно, когда он пишет свои опусы, то любит выпить рюмочку коньяка. Вот тогда, видимо, ему это и приснилось в пьяном бреду.

Он уже неоднократно лично передо мной извинялся. Я ему говорю: “Лично не надо, вы публично. Потому что вы везде распечатали, а вы этой фразы от меня не слышали. Это вам якобы от меня передали, и я так подозреваю, что это сделал Бродский”.

– Кем является для вас Бродский? Партнер, связной по спецпоручениям?

– Он наш давний товарищ, знакомый, приятель. Даже больше, чем товарищ. Мы с ним знакомы с конца 1996–начала 1997 года, были с ним партнерами в “Киевских ведомостях”.

Люди становятся друзьями, когда они с другим человеком прошли достаточно приятные минуты, прожили приятные дни, получили какие-то положительные эмоции. А наше товарищество с Бродским началось с того, что мы получили отрицательные эмоции.

Мы с ним хлебнули настолько много горя, что без него в дальнейшем уже не могли. (Смеется)

О медиа, 1+1 и УкрНефти

– Какими медиа вы сейчас владеете или контролируете?

– Я знаю, что мой друг Геннадий Боголюбов общается с господином Ложкиным, у них теплые отношения, и Ложкин ведет какие-то совместные проекты – это журнал “Фокус” и “Комсомольская правда”.

– Как делятся у них доли?

– Думаю, не иначе как 50 на 50. Меньше чем на 50% Боголюбов никогда бы не согласился.

А я, как известно, являюсь партнером Третьякова в “Главреде”, которому принадлежит УНИАН, “Профиль”, еще какие-то издания. Управляющим партнером там является Третьяков. Но, кроме этого, у меня есть еще героическая история с “1+1”.

– Расскажите свою версию – как все было с покупкой “1+1” и чем все закончилось?

– Я бы хотел отложить рассказ на какое-то время. Сегодня компания СМЕ находится в состоянии сделки с Фуксманом и Роднянским. Я как член совета директором СМЕ знаю, что есть договор о конфиденциальности, и я не хотел бы повредить этой сделке. Когда все завершится, и стороны выйдут из процесса покупки-продажи, тогда можно будет об этом поговорить.

– Как вы себя реализовали как куратор “1+1” в СМЕ? Не так давно ваш партнер Геннадий Корбан сказал, что вы отвечаете за украинскую часть бизнеса СМЕ.

– А я не являюсь куратором украинской части бизнеса СМЕ. Это Корбану так кажется, может быть, ему так хотелось бы. Но Корбан, к сожалению или к счастью, не является ни акционером, ни управленцем компании СМЕ. Поэтому он не в курсе дела, скажем мягко…

Компания СМЕ построена так, что там нет куратора от совета директоров над какими-то странами. Есть совет директоров, он занимается всеми вопросами, в том числе и Украиной. А есть непосредственные менеджеры, которые ответственны за Украину.

– Вы принимали участие в собрании совета директоров СМЕ?

– Пока еще мне не довелось. Ни разу. Надеюсь в ближайшее время попасть на собрание директоров СМЕ, которое должно состояться в Бухаресте.

– Какие бы вы им порекомендовали шаги на украинском рынке?

– Только одно – побыстрее завершить взаимоотношения с Фуксманом и Роднянским.

– Правда, что вы купили канал ТЕТ?

– Половину собственности. Зашел, но еще не оформил. Но с Суркисами уже договорился. Мы же с ними друзья по несчастью в “плюсах”.

– А какое Суркисы имеют отношение к “1+1”?

– А они в “плюсах” такие же пострадавшие, как и мы, тоже заплатили Роднянскому за акции. Дело в том, что одновременно со мной своими деньгами заплатил и Суркис.

– Что это за новость?! Как же теперь Суркис и Роднянский будут расходиться?

– Они уже все разрулили. Раньше Суркисы свое участи в этой истории не афишировали. Это был наш общий с ними проект.

– А сейчас вы вместе с Суркисом владеете 3% СМЕ?

– Нет, отдельно. За акции СМЕ я заплатил своими деньгами. А когда мы разберемся во всей ситуации, Суркисы получат свой интерес, или акциями СМЕ, или деньгами. Но в числе владельцев “1+1” их не будет.

– Кто предполагался на роль руководителя канала ТЕТ от вашей команды?

– В качестве генпродюсера мы приглашали Савика Шустера. Его задачей было курировать канал с целью поднятия рейтинга. Он сначала с энтузиазмом взялся, а потом, когда у него пошли дела с “Интером”, ему стало недосуг.

– Кстати, когда у вас начался конфликт с Фуксманом и Роднянским, “Украинская правда” арендовала офис в доме по соседству с квартирой Роднянского. И в связи с тем, что у вас начались трения, у Роднянского усилилась охрана, она постоянно циркулировала во дворе, проверяла чердаки, подвалы. Почему люди вас боятся?

– Есть два объяснения. Первое – может, они действительно опасаются и боятся. А другая версия – это охрана Роднянского просто хочет заработать дополнительные деньги, поэтому накручивает лишнюю работу, показывает свою значимость и необходимость.

– Но нельзя же демонизировать человека с нуля. Что-то же заставляет людей брать охрану в случае конфликта с Коломойским?

– Это “что-то” заставляет и меня брать охрану в случае конфликта с кем-то.

– С кем? Какой последний конфликт заставил вас взять охрану?

– Я ее взял еще в 1998 году.

– Из-за конфликта с Лазаренко?

– У нас не было конфликта с Лазаренко. Тогда была такая общая неспокойная обстановка.

– Что вам известно о переговорах по якобы слиянию “Интера” и СМЕ?

– Мне известно о том, что переговоры велись со второй половины 2007 года, но закончились ничем. Позиции сторон на тот момент были настолько далеки друг от друга, что переговоры сразу завершились.

– Насколько соответствует действительности, что часть активов “Интера” перешла под контроль Дмитрия Фирташа?

– О том, что часть активов “Интера” перешла Фирташу, давно ходили слухи. Также ходили слухи о том, что часть активов перешла к господину Гайдуку и Таруте. Лично я никаких документов не видел, но больше склоняюсь к версии с Фирташем. То есть, если кому-то от Хорошковского что-то и переходило, то, наверное, больше к Фирташу, чем к Гайдуку и Таруте.

– А нынешняя рекламная медиа-война была последствием отказа от сделки слияния 1+1 и “Интера”?

– Рекламная война началась еще до того, как начались переговоры, то есть весной прошлого года. На начало войны повлияло вхождение каналов Пинчука в общую программу с “Интером” по рекламе. В связи с этим возникли не совсем рыночные условия, которые позволяли отжимать “1+1” и другие каналы на рекламном рынке.

– Когда завершится сделка по 1+1 между СМЕ и Роднянским, вы будете главным куратором 1+1 в бизнесе по Украине?

– Думаю, что нет. Есть Марина Вильямс в СМЕ. Сегодня Украиной занимается новый румынский менеджер. Мы, допустим, с Лаудером ведем постоянные консультации касательно Украины. В последний раз мы встречались в субботу вечером, ужинали в Лондоне. Его интересовало, что творится в Украине, куда мы движемся, как политическая ситуация? Что происходит с Тимошенко?

– И как, вы удовлетворили его любопытство?

– Я сказал, что Тимошенко в своей деятельности немножко вышла за рамки, с одной стороны, коалиционных соглашений, а с другой стороны – здравого смысла.

– Когда вы в последний раз виделись с Тимошенко?

– В конце декабря. Я попросил помочь Палицу организовать встречу, хотел побеседовать по поводу ситуации на нефтегазовом рынке, чтобы знать, каких сюрпризов нам ждать. Мы встречались у нее в кабинете. Говорили около часа. Я вышел с уверенностью, что все в порядке, что будут нормальные рыночные условия. Она встречала меня с улыбкой, с улыбкой провожала.

– Давайте по порядку, в чем она вышла за рамки коалиционного соглашения?

– Например, в рамках коалиционного соглашения Кабмин должен был разработать рыночный механизм приобретения газа на украинском рынке вне зависимости от его происхождения – российского или украинского, и параллельно разработать систему льгот, дотаций и субсидий для бедных слоев населения. Но произошедшее сейчас с “Укрнефтью” говорит о том, что этот пункт соглашения проигнорирован.

– Тут, наверное, у вас говорит собственный интерес?

– У каждого человека говорят собственные интересы. Я сегодня являюсь крупным акционером “Укрнефти”. И в свое время, когда подписывалось коалиционное соглашение, мне Палица говорил, что там четко записано: газ вне зависимости от того, где он добыт, должен продаваться по рыночным ценам. Но на сегодня мы получили другой результат – Нацкомиссиия регулирования электроэнергетики предписала “Укрнефти” отдавать газ вместо 60 долларов по 40 – при рыночной стоимости 180 долларов за тысячу кубометров.

– Как вы отреагировали на слова Тимошенко о том, что “Укрнефтью” руководят авантюристы?

– Мы крайне отрицательно на это прореагировали.

Кстати, когда Юлия Тимошенко говорит о покровителях группы “Приват” в государственных структурах, я бы хотел, чтобы она не забывала причислять к их числу и себя.

Потому что именно Тимошенко хвалила нас за помощь в возвращении 18% “Укртатнефти” государству и настоятельно рекомендовала вернуть 38%, оставшиеся у татар. А директора “Укртатнефти” Овчаренко, которого сейчас она хочет сместить, Тимошенко называла “самым опытным менеджером такого крупного предприятия”.

– Но гнев Тимошенко тоже в некоторой степени оправдан. Например, государство имеет контрольный пакет и “Укртатнефти”, и “Укрнефти”, но не может поставить свое руководство компании…

– Почему не может? Тимошенко заявила, что якобы в “Укрнефти” два года не проходило собрание акционеров. Так мы ей отправили письмо от акционеров, в котором написали, когда последний раз проводилось собрание. Это было явно ближе, чем два года назад.

Государство представлено в наблюдательном совете “Укрнефти” – из 11 членов туда шестеро назначены по квоте НАК “Нафтогаз”. То есть, Тимошенко имеет большинство в наблюдательном совете.

– Однако она хочет контролировать текущий менеджмент “Укрнефти”!

– А Кабинет министров не является акционером этой компании, акционером является НАК “Нафтогаз”. И надо взять и сравнить результаты деятельности, когда “Укрнефтью” управлял “Нафтогаз”, с результатами, когда в 2003 году туда пришел Игорь Палица.

– Раскройте секрет, как вам постоянно удается уговоривать представителей государства оставить ваше руководство “Укрнефти”?

– Мы пытались убедить НАК “Нафтогаз” поставить нашего директора на протяжении, наверное, трех лет – с 2000 до 2002 года. И наконец мы убедили. Потому что в 2003 году была переходная ситуация, рынок был нестабилен, компания показывала не очень хорошие результаты, был рост кредиторки, рост дебеторки, были проблемы с газом.

На том этапе нам удалось убедить Юрия Бойко, который тогда был руководителем НАК “Нафтогаз”. Им тогда было чем заниматься – газовыми делами, консорциумом, а реально “Укрнефть” была бесхозная.

– И вам ее передали безвозмездно?

– Были уплачены за это время все налоги, была показана огромная прибыль. Для того чтобы ее показать, надо было ее заработать и саккумулировать. И, кроме налогов, были уплачены дивиденды государству и всем акционерам. С 2003 по 2007 год было уплачено дивидендов два с половиной миллиарда гривен!

– Многие уверены, что ситуация с руководством “Укрнефтью” не может объясняться иначе как коррупцией со стороны “Привата”…

– Мы живем в Украине. И когда делают рейтинги коррупционности, мы, к сожалению, находимся на позициях, которые не соответствуют возможностям нашей страны.

– Вы или ваши менеджеры коррумпировали чиновников?

– Нет, мы никогда не коррумпировали чиновников, в частности, Бойко.

– Ну хорошо, а если бы коррумпировали, вы бы признались?

– (Смеется.) Все зависит от наших отношений с Бойко, а они у нас более-менее хорошие. Но я хочу задать другой вопрос: является ли уплата дивидендов, полностью всех налогов и повышение платежей в бюджет коррупцией? Вот НАК “Нафтогаз” получает с нас дивиденды и может с ними делать все, что считает нужным. При необходимости он может их отправить на какие-то острова.

Видите, есть очень тонкая грань между коррупцией и государственным интересом. Потому что государственный интерес в том, чтобы получать больше налогов. А “Укрнефть”, зарабатывая прибыль, почти не платила налогов, но с нашим приходом стала платить в два, три или пять раз больше. И теперь вопрос: это коррупция для государства? Если оно поставило частного, но эффективного директора и стало получать больше денег.

– Правда, что это ваша фраза: “коррупция является инструментом борьбы с бюрократией”?

– Мне кажется, что не моя. Я мог ее применять, но я не являюсь ее родоначальником. Я ее не придумал.

– Вы с ней согласны?

– На каком-то этапе, да. Если инфляция в какой-то мере является двигателем экономики, а гиперинфляция является ее разрушителем, то коррупция, может быть, и является на каком-то этапе борьбой с бюрократией, но в итоге приводит к еще большей и более страшной бюрократии.

О Ющенко, Ахметове и Тимошенко

– Вот вы говорите, что поддерживали революцию 2004 года, при этом вы поддерживали Тимошенко, поддерживали Януковича.

– Да, я доволен тем, что произошло в стране после революции, как она развивается. Может быть, не теми темпами и не в том виде, как хотелось бы тем, кто стоял на Майдане. Я там не стоял. Может, люди хотели большего, ожидания были завышены.

Но если мы возьмем сегодня украинский “Форбс” под названием “Фокус”, то мы увидим, что там из года в год увеличивается количество миллионеров. Мы в последний раз написали 130 фамилий. А сколько не написали? Я бываю и в Днепропетровске, и в Киеве, и на Западной Украине, я вижу, как развивается общество.

Если мы пытаемся построить экономику Украины по западном образцу, то, в общем-то, мы выстраиваем общество потребления. Так вот, основной показатель общества потребления – индекс потребления – в стране растет.

– На будущих президентских выборах вы будете поддерживать Ющенко?

– Да.

– В чем преимущество Ющенко перед Януковичем и Тимошенко? Вы прагматичный бизнесмен. Вам должен нравиться жесткий руководитель.

– Наоборот. Я отношусь к тому типу бизнесменов, которые понимают, что экономика тем лучше работает, чем меньше ее трогают руками. Чем меньше к ней прикасаются, чем меньше ею пытаются рулить, тем лучше она функционирует.

А функция государства должна заключаться только в регулирующих функциях, чтобы никто не злоупотреблял теми возможностями, которые дает рыночная экономика, не составлял картели, не нарушал антимонопольное законодательство.

– Вы в лице группы “Приват” остановили выбор на Ющенко как на наиболее мягком, лояльном к вам и наиболее слабохарактерном в управлении государством.

– Я не могу сказать, что Ющенко очень лояльно к нам относится. Если мы вспомним 2005 год и историю вокруг Никопольского завода ферросплавов, он сказал, что “одну шайку пытались поменять на другую шайку”.

– За все время это была единственная, и то, непрямая, критика в ваш адрес со стороны Ющенко. Посмотрите, сколько он критикует Партию регионов и всех остальных!

– Да Партия регионов – это бизнес-структура, которая представлена и партией, и фракцией, и бизнес-кругами!

Я даже не знаю ни одной страны в мире, где возможен такой конгломерат, как Партия регионов! Это какой-то симбиоз между СКМ, Партией регионов, Укрподшипником, Конти… То ли у них партия, то ли фракция, то ли совет директоров.

Даже в России такого нет. Хотя там во фракцию “Единой России” входит более 300 человек, но нет такого, чтобы сидело 100 человек от “Русала”, а 100 человек – от “Норильского никеля”. Такого они даже представить себе не могут. А у нас это возможно. Я другой такой страны не знаю. (Смеется)

– Почему вы не высказываете такие претензии Ринату Ахметову при личной встрече?

– Я высказываю. Я с ним имел счастье познакомиться в 2003 году, и с тех пор каждый раз об этом говорю.

– А он что?

– А он смеется.

– Где вы познакомились?

– В кабинете у Григория Суркиса. Я был по своим делам, а Ринат Леонидович зашел по своим.

Мы тогда находились в конфликте вокруг Центрального горно-обогатительного комбината. Нас познакомил Григорий Михайлович. Сказал: “Кстати говоря, вот Игорь Валерьевич, а вот Ринат Леонидович, познакомьтесь”. Мы пожали друг другу руки и разошлись.

– В итоге Центральный ГОК оказался в руках Ахметова.

– Раз оказался, значит, по праву.

– И все же, почему вам Ющенко больше нравится, чем Янукович и Тимошенко? Если президентом будет, допустим, Тимошенко, где вы себя в таком случае видите?

– Если президентом будет Тимошенко, я себя вижу в эмиграции.

– Место уже подобрали?

– Я подберу – у меня еще есть время. (Смеется.) Хотя, как знать, если быстро реализуется то, чем сейчас занимается БЮТ и Партия регионов – ликвидация поста президента и двухпартийная диктатура – то времени может оказаться намного меньше, чем я себе представляю.

Продолжение интервью: Коломойский: Янукович мне лично предлагал войти в список Партии Регионов